Под созвездием северных «Крестов»
Шрифт:
Сознание вернулось, словно нажали на выключатель. Карташ понял, что очнулся он от ударов по голове – частых, глухих и очень болезненных. Будто по темени лупили киянкой.
Впрочем, сразу стало ясно, что по голове его никто не лупит, просто под черепом болезненно отражаются отзвуки ударов. А удары эти походили на настойчивый и требовательный стук в дверь.
Во рту стоял премерзкий привкус, как коты нагадили. Хотелось как можно скорее напиться чистой и холодной воды, прополоскать пасть, старательно поработать зубной щеткой, очистив зубы от этой дряни.
Лежащий
Карташ сел, прислонился к кроватному боку. От движения в глазах помутилось, мгновенно налился свинцом затылок, снизу вверх пошла волна тошноты. Пришлось вновь прикрыть глаза.
Колотьба в дверь меж тем прекратилась, принеся нешуточное облегчение больной голове. И Карташ снова смог поднять чугунные веки.
Первое, что он увидел на сей раз – лужицу блевотины неподалеку от двери, на границе ковра с узбекским орнаментом и паркета. Сия деталь интерьера, спору нет, прекрасно согласуется с его хреновым состоянием, с тем, что очухался он не где-нибудь, а на полу. М-да, как нехорошо-то получилось… Да что ж это, в самом деле, неужели он так напился? Или пивом с шампанским паленой водкой потом догонялся?
Удары в дверь утихли, но снаружи затеялась малопонятная возня. Невнятным шумом доносились голоса, кто и что говорит, было не разобрать – со звукоизоляцией в гостинице все обстояло как нельзя лучше, двери-то из натурального дерева и к косяку пригнаны наиплотнейше. Ага, удалось расслышать громкий мужской голос, что-то властно потребовавший, и не менее громко ответивший ему голос женский.
Карташ увидел за стулом, стоящим перед зеркальной дверцей встроенного шкафа, свое пальто, комом валяющееся на полу. Явно хотели набросить на спинку, но не попали. «Хотели, – про себя усмехнулся Карташ. – Сам и кидал, кому еще… А эт-то что такое?» Возле шкафа-купе расположились мужские остроносые ботинки, напрочь Карташу незнакомые. Алексей перевел взгляд направо и увидел еще один ком, темно-серый, похожий на скомканные брюки… но, опять же, таких брюк у него отродясь не было.
Может, он не в своем номере? Наверняка, номера в гостинице стандартные и по размеру, и по меблировке. И где Маша, кстати говоря?..
В дверном замке завозили ключом. Но что-то там, похоже, не срасталось. Слишком долго возятся.
Алексей, понимая, что сейчас его измученному организму придется крайне несладко, попытался встать. Но именно что попытался. Не получилось. Вероятно, он сделал это слишком резко, как привык в своем нормальном состоянии. Но состояние от нормального явно отличалось – разительно и в худшую сторону. В голове тут же зашумело, будто включили генератор помех, ноги сделались бескостными, вестибулярный аппарат отказал напрочь, и Карташ вновь опустился на пол.
Да не опустился – рухнул. Внутри все оборвалось. То, что он увидел на кровати… «Похмельный синдром. Глюки.
И уже ничего нельзя было успеть… Так уж и ничего?
Он собрался с духом и с силами, повернулся, взялся пальцами за край кроватной спинки и…
И в этот момент дверь, хрястнув выломанным замком, распахнулась. По полу затопало множество ног.
Карташ обернулся, успел увидеть несущиеся к нему от двери плотные фигуры в кожаных куртках, серую милицейскую форму, разглядел замерших в дверном проеме женщин в гостиничной униформе. И в этот миг им овладело полнейшее безразличие. Будь что будет, теперь уже все равно…
Карташа повалили на пол, повернули лицом вниз, голову припечатала к ковру сильная пятерня. Руки выкрутили за спину и на запястьях защелкнули браслеты.
– Готов, с-сучара, – удовлетворенно произнес чей-то голос.
– Лежать! – по устоявшейся, видимо, привычке грозно проорал кто-то. И видимо, все по той же привычке задержанному для пущей профилактики вмазали ладонью по затылку.
А Карташу, который и без того балансировал на краю сознания, и этой малости хватило, чтобы провалиться в беспамятство.
Впрочем, на сей раз он пробыл в забытьи недолго – скорому возвращению в себя поспособствовали громкие голоса:
– Эй, ты там аккуратнее орудуй! Нежненько! Нам только прокурорских воплей не хватало.
– Ага, в кармане пальто обнаружен паспорт на имя… Понятые, поближе подите-ка… Ага, Карташа Алексея Аркадьевича. Это который у нас? Ну-ка… А, тот, что на полу. О, блин, это че тут у нас такое? Бумажка с телефоном…
– Надо сказать этой бабе, когда вернется, чтобы лимонаду какого-нибудь принесла. В горле пересохло от этой херни…
– Эй, осторожней там ходи, не вляпайся!
– Вот дерьмо…
– Луканин будет счастлив. Двойное убийство – и раскрыто по горячим…
Первое, что увидел Карташ, открыв глаза вторично за это утро («А утро ли?») была вешалка. Вот так уж удачно попал взгляд. А на вешалке покачивалась незнакомая кепка. Именно покачивалась, будто ее только что водрузили на крюк или, проходя мимо, качнули, как маятник, из игривых побуждений. И Карташ вдруг со всей пронзительностью понял, что эту кепку он не забудет никогда. Многое сотрется из памяти, утечет и изгладится, а сей головной убор он будет помнить вечно, снится будет ему эта кепка, можно не сомневаться…
– Оп-па! – радостно воскликнул кто-то. – Гляди, очухалась наша Чекатила!
Грубым рывком Карташа подняли с пола и усадили, прислонив спиной все к той же кровати. Алексей увидел перед собой довольно-таки молодую и довольно-таки простецкую физиономию. Дыбящуюся. Во рту, в верхнем ряду у улыбчивого не хватало зуба. И применительно к этому персонажу так и просилась кличка Зубастый.
– Твоя работа? – не переставая улыбаться, поинтересовался он. И заговорщицки подмигнул: мол, сознайся и это останется между нами. Но тут же сморщился: – Ну и разит же от тебя, приятель! Сколько ж, болезный, ты вылакал?