Под старыми кленами (сборник)
Шрифт:
Когда ученики навылись вдоволь, учитель объявил домашнее задание. Каждый должен был придумать стихотворение, о чём он сам захочет: «у кого к чему душа прилепилась», – так сказал Сергей Иванович.
Почему дед Андрей остался на земле
– Дедушка Андрей, почему ты летал-летал всю жизнь в небе на самолётах, а жить остался на Земле, в Москве? – спрашивает Настя.
Дед Андрей возится с удочками в тенёчке у клёнов.
Он посмотрел внимательно на
– Керосина не хватило.
– Бензина, – поправил Алёшка.
– Нет, самолёты летают на керосине.
– Да…, – разочарованно произнёс Алёшка. – А что это такое – керосин?
– Топливо, такое же, как бензин, из нефти.
– Вон у бабушки Веры коптюшка в бане горит, она заправлена керосином.
– Баня и самолёт? – засмеялся Алёшка. – Как-то не сходятся они вместе.
А Настю не интересует керосин.
– Деда, а если бы керосина хватило, ты бы улетел или остался?
– Конечно, Настя, я полетал бы и потом вернулся. Вон, птицы летают, а гнёзда у них на земле.
– Не у всех, – возражает Настя, – у некоторых птиц гнёзда на деревьях, ближе к небу. Вон, на том берегу, цапля живёт – птичище огромное. У неё гнездо на самом большом дереве, почти в небе.
– Я тоже хотел остаться поближе к небу – год проработал после выхода на пенсию в диспетчерской аэропорта. Но… сократили… – как бы отвечая и на мой немой вопрос, сказал Андрей Иванович.
Насте непонятно, о чём говорит дед Андрей, и она замолчала. Но ненадолго. Взглянула на всех, проговорила, как будто сама себе:
– На небе места много и на земле много, всем места хватит – и птичкам, и человекам!
Мы все заулыбались.
– Верно же?
– Верно-то верно, – сказал задумчиво Андрей Иванович, – но вот я люблю ландыши весной и бересклёт осенью. А они только на земле растут.
– А кто такой бересклёт? – спросил Алёшка.
– Не кто, а что! Это кустарник. Мы с тобой его видели. Я показывал, в овражке у речки.
– Я его и не запомнил.
– Это оттого, что он летом неприметный, – пояснил Андрей Иванович, – листья бледно-зелёные, цветочки махонькие. Но придёт осень и он преобразится: куст становится лиловым и пурпурным и идёт от него особый золотистый свет. А в листве – словно кто-то развесит оранжево-красные фонарики. Жалко, что вас не будет здесь осенью, удивились бы!
– Я буду, – возразила Настя, – значит, увижу красоту!
– Ну, вот, Настя, тебе больше повезло, чем нам, – порадовался за неё Андрей Иванович.
«Ты, Витю видел?»
Последней прилетает из далёкой Индии в наше лесостепное Заволжье красногрудая чечевица. Прилетела в свой срок и вот с верхушки вяза печально так спрашивает:
– Ты, Витю видел? – такая у неё песня.
Мы идём с Настей по лесной дороге, взявшись за руки, и я отвечаю почти машинально:
– Не
– Ты с кем разговариваешь? – спрашивает моя спутница.
– А ты разве не слышишь, – говорю, – птаха уже в который раз спрашивает:
– Ты, Витю видел?
– Правда! – говорит Настя и повторяет вслед за птицей:
– Ты, Витю видел?
– Нет, – отвечаю теперь им обеим, – не видел. – И невольно смеюсь.
Настя стоит серьёзная. Смотрит на меня в упор и говорит:
– А вдруг у неё сыночек Витя и они потеряли друг друга? Что теперь нам делать? Как помочь?
Когда подошли к затравевшему озеру, подала голос золотистая иволга. Печальный и нежный зов её, как дуновение, прошёл по тальнику и затих. Словно замолчала робкая флейта, пропав в дупле огромной старинной ветлы.
Не знающий грусти бодрый дятел тут же заполнил наступившую паузу гулкими ударами клюва по сухому дереву.
И грусть прошла.
Деловитый дятел, не жалея себя, словно барабанщик, готов был построить под свою дробную музыку весь птичий окрестный мир.
Чикалки-чирикалки
– Мой отец – молоковоз, – говорит важно Настя.
Они сидят с Алёшей на кухне и бабушка Вера, пока не готов завтрак, угощает их молозивом – молоком от недавно отелившейся коровы. Бабушка его томит в печке и ставит на стол в большой плоской чашке.
– Добавь «чик», – подсказывает бабушка.
– Бабуль, мне непонятно!
Бабушка Вера поясняет:
– Молоковоз – это машина, которая перевозит молоко. Если добавить к этому слову «чик» – получится «молоковозчик», почти как у Алёшки дедушка: «лётчик».
– Тогда самолёт, на котором летал мой дедушка, будет называться просто «лёт», да? – спрашивает внук. – Если без «чик», он же летает не сам, а дедушка рулит.
Бабушка Вера молчит. Она не знает, что сказать. Чуть помолчав, произносит:
– Ну, вас, чикалки-чирикалки вы мои. Голову сломаешь с вами.
– Бабушка, – спрашивает Настя, – а почему у нашего дедушки Сергея такое большое тулбище. Он поэтому на самолёте не летал, а на машине ездил? Не умещается в самолётной кабинке?
– Не тулбище, а туловище, – смеясь, поправляет бабушка, – чудишь ты нарочно, что ли?
Алёшка тоже недоумевает:
– Мой дед летал на самолётах и здоровый, не хромает. А дед Сергей работал шофёром, у него спина болит и он два раза попадал в аварию. Он мне говорил. Значит шофёром работать опаснее, чем лётчиком? Машинам на земле тесно. Чтобы не сталкиваться, надо летать?
– Вот будет под клёнами ваш урок, там и спроси, – отвечает бабушка Вера.
Козочка Мариша и поролон
У бабушки Веры две козы. Одна большая и одна маленькая такая, а похожа на взрослую.