Под стук колес
Шрифт:
Я сказала Пашке, что целую его, и повесила трубку. После чего набрала рабочий номер Жоры.
– Овсянников слушает, – раздалось в трубке.
– Жора, это я, – сказала я, не надеясь, что Жора меня узнает.
Но Жора сразу же воскликнул:
– Полина! Здравствуй, дорогая! Ну как ты?
Мне сразу стало лестно, что бывший муж узнают меня с первых звуков голоса и немного обидно, что любимый так не может. И следом еще одна мысль: а любит ли он меня так же сильно, как Жора? Хотя если любить, как Жора и одновременно изменять на каждом шагу – это,
– У меня все в порядке, я почти совсем здорова, – ответила я своему обожателю. – Ты, кажется, звонил?
– Да. Хотел узнать, как у тебя дела.
– А нового ничего не узнал?
– Кое-что. Звонила Ольга…
– Слава богу, нашлась, – облегченно проговорила я. – Когда она звонила?
– Да ты знаешь… Несколько дней назад. Не помню точно. Подожди, подожди… Кажется, в пятницу.
Так, в пятницу я валялась в бреду. А сегодня понедельник.
– Что она говорила?
– Говорила, что у этой Марины было очень дорогое кольцо с бриллиантом. Кто его ей подарил, неизвестно. При обыске его не нашли. Но это еще ничего не значит: Ольга говорила, что Марине были неприятны воспоминания о нем и она даже хотела его выбросить. Может, так и сделала?
– Выбросить кольцо с бриллиантом? – недоверчиво переспросила я. – Что она, совсем дура?
– Ну не выбросила, продала, мало ли что!
– Ладно, спасибо.
– Не за что, – ответил Жора. – Знаешь, я бы очень хотел тебя увидеть…
– Жор, не начинай все с начала, – попросила я и повесила трубку.
Надо бы поговорить с Мариниными знакомыми насчет этого кольца. Или этим уже занималась Ольга? И куда она делась, черт ее подери?
По правде сказать, я чувствовала какую-то смутную тревогу. У нас с Ольгой обострено чувство… Как бы это сказать? Взаимосвязи, что ли? В общем, если одной плохо, вторая это ощущает. И в данный момент я была почти уверена, что Ольге плохо.
Дела по Вадику и Виктору зависли в воздухе, и я решила пока переключиться на Марину. Но теперь я не буду такой дурой. Просто пойду к своей знакомой проводнице, Таньке. Она сейчас, кажется, на Берлин ездит. Может, она чем поможет.
Танька жила в маленьком частном домишке на Рабочей, напротив мебельного магазина. Сам проулок был надежно скрыт огромным, выстроенным недавно зданием, в котором разместился какой-то платный медицинский центр. Все домишки в проулке были выстроены еще при царе Горохе, поэтому ничего удивительного в том, что их нужно было как-то замаскировать, не было.
Я поостереглась брать машину, так как чувствовала себя, по совести, еще неважно, поэтому поехала на троллейбусе. Выйдя на нужной мне остановке, я купила в ларьке коробку зефира в шоколаде и кекс. И еще пачку любимых Танькиных сигарет с ментолом. Только бы Танька была не в рейсе.
Танька была не в рейсе, более того, она была дома и совершенно свободна. В черном топе на отсутствующей груди и красных шортах на очень активно присутствующей заднице (ужас, что за фигура!) Танька рассекала по дому, тряся белобрысыми кудрями.
Недавно она сделала ремонт в своей
– Садись, Полина, – пригласила она меня, смахивая воображаемую ей пыль с табуретки. – Сейчас чай будем пить. Сто лет ты у меня не была!
Я действительно давненько не появлялась у Таньки и даже почти забыла о ее существовании. Но теперь обстоятельства заставили вспомнить.
Я пила чай с клубничным вареньем, банку которого, приготовленного в зиму, Танька открыла от избытка чувств. Зефир и кекс она отложила в холодильник до лучших времен. А поганые сигареты с ментолом цедила одну за другой.
– Денег, что ль, надыбала? – окидывая взглядом дом, поинтересовалась я.
– Ага! – радостно ответила Танька. – На Берлин все же езжу, это тебе не Урюпинск!
– А Новороссийск? – как бы между прочим, спросила я.
– Чего Новороссийск? – удивилась Танька, отбрасывая со лба светлую челку. – На Новороссийске разве столько заработаешь? Нет, там тоже ничего, конечно, но все же познается в сравнении. Когда я туда ездила, мне казалось, что и там неплохо.
– Ты разве ездила на Новороссийск? – наморщила я лоб.
– Ха! Да я почти все поезда прошла. Даже в Карамыш вначале ездила.
– А ты такую Марину Левкину не знала? – спросила я.
– Не-а, – мотнула головой Танька. – Я там недолго тусовалась. Ушла.
– Вот и она ушла. А почему? Там что, так уж хреново было?
– Да не сказала бы, – пожала плечами Танька. – Мне просто другое местечко подвернулось. Но одна девка после него вообще с «железки» ушла.
– Почему? – опять удивилась я.
– Не знаю, – снова пожала плечами Танька. – Боялась она вроде чего-то. Я, когда ездить начала, все к ней поближе держалась. А один раз она как-то приходит перед рейсом и говорит: «Все, мол, я увольняюсь». Я ей: «Ты чо, офонарела»? А она говорит, лучше, мол, без работы, чем без головы.
– И больше ничего не сказала?
– Нет. Ушла, и больше я ее не видела.
– А когда это было, Тань?
– Да с полгода назад где-то.
Так. А Марина Левкина устроилась туда работать полгода назад. Не связаны ли эти два события между собой?
– Таня, ты знаешь адрес этой девушки?
– Да записан где-то, а тебе зачем?
– Нужно, Тань. Пока не могу сказать. Ты мне не дашь его, а? Это очень важно.
– Да мне не жалко, бери, – поднялась Танька со своего места. – Сейчас я в блокноте посмотрю. Мы с ней обменялись адресами, но так ни разу и не сходили в гости друг к другу.
Она протянула мне вырванный из блокнота листочек с адресом. Далековато. А я без машины. Ну и ладно. Главное не это. Главное – поговорить с ней. я чувствовала, что на этот раз на верном пути. В груди уже появилось знакомое жжение, когда понимаешь, что еще чуть-чуть – и ты ухватишь весь приз.