Под сводами высокой лжи
Шрифт:
Это был их последний разговор.
Ночью Николай Петрович умер. Скончался, не позвав на помощь и не попрощавшись. Около включённой настольной лампы лежала стопка листков, которые Юра дал отцу накануне.
На похоронах плаксиво играл оркестр. Пахло землёй, и откуда-то из-за спины Юрия доносился оглушительно неуместный запах одеколона. Всё было как-то ненатурально, словно на театральной сцене с условными декорациями.
Через несколько дней он внезапно осознал весь ужас произошедшей в его жизни перемены. Все проблемы, лежавшие прежде на отцовских плечах и существовавшие
Теперь мир внезапно расширился, окрасился в новые цвета, приобрёл незнакомые формы, обнажил множество неведомых дотоле острых углов, распахнул чёрные пасти опасных закоулков. И это не доставляло Юрию радости.
– Эх, папа, папа, – повторял Юра каждый вечер, сидя за столом и тупо глядя в стену перед собой.
Новогодний праздник на работе не развеял растерянности, опутавшей Юрия. Сослуживцы смеялись и пили шампанское, но Полётову было грустно. Грусть затопила всё вокруг – все углы, все шкафы, все выдвижные ящики. Грусть переливалась через подоконники наружу и заполняла собой улицы.
– Старик, встряхнись, – дружески подтолкнул его в спину Виталий, – жизнь продолжается. Ты должен взять себя в руки.
– У меня маленькие руки, я не умещаюсь в них, – усмехнулся Юра.
– Ты уже шутишь? Вот и здорово! Давай выпьем! С наступающим тебя!
Из шумной толпы появилась молодая женщина, чем-то напоминавшая мартышку.
– Полётов, давай станцуем?
– Давай.
Он держал её за кисти рук, а она норовила прижаться к нему животом.
– Слушай, Полётов, кончай киснуть. Мужик ты или не мужик? – проговорила она, улыбаясь огромным ртом.
– Я не кисну, Люсь, я уже давно раскис.
– Вот и зря. Отца ты не вернёшь. Зато настроение твоё делает ему хуже.
– Хуже? Кому? – не понял Юра.
– Твоему отцу. Умершие не любят, чтобы по ним лили слёзы. Наши слёзы не позволяют им уйти в лучший мир, – Люся громко чмокнул Юрия в губы.
– Откуда ты знаешь?
– Я эзотерик, – голосом заговорщика ответила она.
– О, – он понимающе закивал и снова погрустнел.
– Прекрати вянуть, Полётов! – Люся потрепала его за подбородок. – Ещё раз спрашиваю тебя, мужик ты или нет?
– Допустим, мужик.
– Тогда пошли.
– Куда?
– В мой кабинет, – она имела в виду кабинет секретаря, где находилось её рабочее место.
Люся быстрым шагом провела Юру по коридору и спустилась по лестнице. Внизу тоже гуляли, но чуть тише, чем на втором этаже. Юра послушно прошёл за женщиной в комнату, тупо глядя ей в затылок.
– Ну вот, – она повернулась.
Запах вина и накрашенных губ ударил Юрию в ноздри. Дымчатые глаза влажно всматривались в его лицо, призывая
– Милая обезьянка, – проговорил он одними губами.
Она не поняла, но в ответ, легко подпрыгнув, уселась на краешек канцелярского стола, сдвинув ягодицами стопку бумаг. Над головой рассыпались пляшущие перестуки множества каблуков – народ этажом выше веселился.
Люся потянула Юрия на себя и мокро припала к его рту, что-то мыча. Пьяное женское дыхание затопило его. Её лицо заслонило пятна вечерних фонарей на стене, качнулось вверх. Он почувствовал пальцы Люси на своих брюках. Краем глаза различил её голые бёдра, поднятую юбку.
– Какой у них там галдёж наверху, правда? – прошептала она. – Правильно, что мы смылись сюда… Ну же, давай, ты ведь готов…
Юрий увидел мутное длинное очертание, протянувшееся от разнузданных штанов к белой полоске кружев между разведёнными женскими ногами, и подумал, что такое бельё женщина никогда не наденет без умысла. Юрий прислонился тяжёлым лбом к её голове. Одной рукой она оттянула кромку своего тонкого белья, другой властно подвела к себе надутую мужскую трубу. Юрий подался бёдрами вперёд, и в лицо ему ударил громкий томный вздох, почти вскрик.
Прорвавшейся наружу страсти вторил из-за стены дружный смех.
– Только бы не вошли, сволочи, – проговорила сквозь зубы Люся.
В ту же секунду вертикальная полоска света, падавшая сквозь щель приоткрытой двери, расширилась, проявив нелепые синие цветы на обоях, и чья-то тень застыла в жёлтой проекции двери на стене.
– Володя! – почти взвизгнула Люся, увидев своего мужа за спиной у Юрия.
Юра не успел оглянуться – его развернули, вырвав из мягких глубин…
Пощёчина продолжала звенеть в воздухе, хотя ощущение чужой руки на щеке давно исчезло. На сердце не было ни обиды, ни досады. Юрий взглянул на расстёгнутые брюки и удивился, что его инструмент оставался возбуждённым.
– Сейчас бы бабу, – прошептал он. – Ёлки-палки, как же всё это не похоже на мою жизнь. Какое же всё не такое… Хочу в горы… Хочу русалку…
Зима лютовала, над улицей висел пар. Порывшись в карманах в поисках сигарет, Юра обнаружил лишь пустую пачку и выбросил её. Кто-то тронул его за плечо.
– Юра, это ты? Здравствуй! Я тебя не сразу узнала в этой шапке.
Перед ним стояла, блестя чёрными глазами, Таня Зарубина. Вся в густых мехах, на шее жемчужины в три нити, волосы рассыпаны золотом.
– Надо же! – удивился Юрий нежданной встрече, потянулся к девушке и рассеянно, будто не осознавая своих действий, поцеловал ей обе руки. – Ты зря в такой мороз с непокрытой головой. Да и шею прикрыть надо… Как у тебя дела? Танечка, милая, ты учишься?
– На психолога. Скоро заканчиваю… Ая замуж вышла… два месяца назад, – объявила она и почему-то смутилась. – Мы только что из путешествия вернулись. Из Австралии.
– Поздравляю, – в его голосе звучала неуверенность. – Как-то это странно звучит. Ты замужем. Ты – чья-то… И кто же он? Впрочем, что мне за дело?