Под теми же звездами
Шрифт:
– Пройдем немного дальше, там будут извозчики, – проговорил Коренев, идя впереди и делая вид, что не замечает стоящего вблизи экипажа. – Сегодня море, наверно, прекрасное, – с воодушевлением добавил он, поворачиваясь к Нине Алексеевне, – в такую погоду можно позволить себе удовольствие прокатиться за город на берег. Неправда ли?
Они повернули за угол. Там стояло подряд несколько простых открытых дрожек.
– За город, на берег… к дачам. Туда и назад, сколько возьмете? – сказал Коренев, подходя со своей дамой к
– Да что, барин!.. Два рублика дадите, свезу.
Коренев рассердился.
– Что? Два рубля? С ума сошли? Рубль двадцать, не больше.
– Что вы, барин! С барышней едете кататься и торгуетесь еще, – рассмеялся извозчик, – кто вас повезет за рубль двадцать? Да еще ночью. Ну, рубль восемьдесят, крайняя цена.
– Нет, нет. Рубль двадцать пять, – так и быть. Ни копейки больше. И час подождете там.
Извозчик отрицательно мотнул головой.
– Идемте к другому, – обратился Коренев к своей даме, которая молча стояла в стороне. – Он думает, что мы без него не обойдемся. Хо-хо!
Он подошел ко второму, затем к третьему. Только четвертый взялся везти за полтора рубля, и Кореневу пришлось поневоле согласиться, так как Нина Алексеевна уже около десяти минут стояла сзади и молча слушала, как он торговался.
– Ну, пожалуйте, – наконец торжественно пригласил он ее, усаживая на извозчика и садясь рядом с ней. – Только поезжайте хорошенько! – сердито сказал он извозчику, – это такой жульнический народ, – обратился Коренев к Нине Алексеевне, – всегда пользуются случаем накрыть публику.
Она ничего не ответила. Извозчик вез довольно быстро; они обогнули городской сад, проехали мимо театра и стали выезжать за город к дачному месту. Вы часто бывали в этом году в театре, Николай Андреевич? – спросила наконец Нина Алексеевна.
– Нет. Ни разу не был, – слегка смутившись отвечал Коренев.
– Неужели? Ах, какой вы странный! – засмеялась она, с любопытством повернувшись к Николаю Андреевичу лицом. – Разве театр вас не интересует?
– Нет, отчего же. Опера интересует. Я в особенности люблю «Риголетто» и «Травиату».
– Так «Травиату» давали в этом сезоне уже раза три, если не больше.
– Да, кажется. Не знаю, очевидно, настроения не было. Да и знаете, трудно собраться как-то. А кроме того, сознаться откровенно, не люблю я тратить деньги на театр. Лучше уж истратить их на лишние книги, что ли: все – таки книги остаются…
Он заметил улыбку, на ее лице, и сам криво усмехнулся. Нина Алексеевна не сдержалась и начала громко смеяться.
– Вот это прелестно! – воскликнула она, – книги остаются, а театр нет? Но ведь впечатление-то от театра остается у вас? Значит деньги и здесь не пропадают?
– Совершенно верно, но все-таки… Да что вы придираетесь, в самом деле, ко мне? – начал вдруг, переменив тон, отшучиваться Коренев. – Вы еще подумаете, что я скуп, что ли! Лучше давайте любоваться
– А вот, забор, – ответила иронически Нина Алексеевна.
– А вот лавка, – подхватил шутливо Коренев.
– А вот ворота. А вот… – она на мгновение замолкла и посмотрела на небо. – А вот, скажите-ка: это какая звезда?
– Это Альдебаран.
– Какой красный! И, видите, вокруг него, точно треугольником, мелкие звездочки.
– Это Гиады, – не смотря наверх, произнес Коренев.
– Гиады? – переспросила Нина Алексеевна, обводя взглядом звездное небо. – А вот, смотрите наверху: желтоватая звездочка. Прелестная. Что это?
Он покосился наверх и поспешно заметил:
– Там должна быть Капелла. Из созвездия Возничего. Смотрите, вы еще упадете! – вдруг добавил он, встревожившись, видя, как его спутница откинула голову назад. – Ведь сзади-то спинки нет.
– Ничего, не упаду.
Он с беспокойством продолжал смотреть на нее. Ему хотелось бы предложить поддержать ее за талию, но он никак не мог решиться: это так трудно сказать, а между тем, было бы так приятно… Проклятая робость!
– Вот смотрите, что там… – стала еще более откидывать назад голову Нина Алексеевна, – там очень красиво: видите четыре звезды, а затем…
– Нина Алексеевна! – пугливо воскликнул Коренев, – что вы делаете?
– А что?
– Ах, Господи! Да ведь так вы опрокинетесь, вот еще какая. Может быть вам…
Он внезапно смолк, смутившись.
– Что мне?
– Может быть вам… гм… вам неудобно? – вдруг неожиданно для себя сказал Николай Андреевич.
– Неудобно? Ха-ха-ха! Вот комик, спрашивает. Конечно, не особенно удобно.
Она, улыбаясь, продолжала рассматривать небо.
– Ах, какая вы неосторожная. Хотите, может быть…
Он опять остановился.
– Да что такое? Что хочу?
– А вот… может быть вы… будете держаться… за козлы? – надорванным голосом вдруг окончил Коренев.
– Нет, я уже устала, – сухо ответила Нина Алексеевна, садясь прямо и поправляя съехавшую назад шляпку, – благодарю вас. Ну, мы, кажется, скоро приедем? Сейчас, как мне помнится, будет поворот к берегу?
– Да, сейчас. А здесь уже почему-то и фонарей нет, – задумчиво добавил Коренев.
– Да, уже нет. Как хорошо! Теперь небо кажется чернее, и млечный путь гораздо ярче вырисовывается: смотрите.
Она показала направо. Он между тем устремил взгляд вперед на темневший берег и тревожно думал о бывших при нем золотых часах, про которые совершенно забыл, когда предлагал своей спутнице катанье к морю. Но делать было нечего. Извозчик подъехал к площадке, спускавшейся к берегу, и на этой площадке уже вырисовывалось большим черным силуэтом здание загородного летнего ресторана. Там сейчас было совсем темно и пусто, так как уже наступали средние числа октября.