Под угрозой шантажа (Начнем сначала)
Шрифт:
— Что ты сказал?
Он никогда не входил в ее комнату. Никогда не приближался к ней — с тех пор, как показал, где в его доме ей придется спать. И если он собирается таким образом мучить ее, по глотку отпивая из чаши мести…
Она будто окаменела, инстинктивно готовя себя противостоять атаке, которую он мог бы предпринять, чтобы одержать верх. Селина поправила спавшую бретельку шелковой ночной рубашки. И увидела его глаза, следящие за ее движениями. Как понять, что он испытывает? Отвращение?
Он резко поднялся и пересек комнату, чтобы отдернуть
— Мы уезжаем. Чудесное утро! Я хочу показать тебе кое-что.
Яркое зимнее солнце ворвалось в комнату, и Селина подтянула одеяло к подбородку, откидываясь на подушки. Ее щеки зарозовели. Он, очевидно, решил, будто она нарочно выставляет себя напоказ, приглашает на ласку своей полной грудью, которую так плохо прятал облегающий, почти прозрачный, кремовый шелк ночного одеяния.
Взгляд Адама озадачил ее. Когда он направился к двери, она ответила резко и отчетливо:
— А что, если я не пожелаю ехать?
Он проигнорировал это маленькое восстание. На его лице не отражалось ничего, когда он обернулся на миг, чтобы взглянуть на нее.
— Надень что-нибудь теплое и удобное. И не трать на это весь день.
Селина отвернулась прежде, чем он успел закрыть за собой дверь. Ее планы не имели для него никакого значения. Адам ясно показал, кто здесь хозяин. Он мог заставить ее сделать что угодно, хоть прыгнуть через кольцо, если пожелает. Пока в его власти было разорить Мартина, своей воли она не имела.
И тем не менее он любил отца, вчера вечером он говорил о нем с такой теплотой, злился, что от него скрыли болезнь Мартина. Как-то все это странно. Сколько фактов не стыкуется, не поддается осмыслению!
Невзирая на его наказ поторапливаться, Селина не стала спешить, решив принять ванну вместо душа. Ее мозг лихорадочно работал, пытаясь разгадать загадку, которую являл собой Адам Тюдор.
Если он искренне привязан к Мартину, при чем тогда его намерение сделать отца банкротом? И если поверить его словам, будто он хочет жениться и завести детей, зачем выбирать в жены ту, которая ему безразлична?
Кто-то лжет. Скорее всего, Адам.
Как ни пыталась Селина найти ответы на терзающие ее вопросы, она была вынуждена признать одно — замуж за Адама тем не менее выйти придется, нельзя же просто умыть руки и наблюдать, как ее дядя теряет все.
Осознав наконец, что вода остыла, Селина поднялась из ванны, схватила нагретое пушистое банное полотенце с батареи и обернула вокруг себя. И тут с ужасом призналась себе: неодолимое влечение к Адаму парализовало ее волю. И хотя они не любят друг друга, замуж за него она выйти хочет, жаждет принадлежать ему. Сделает все, чтобы сексуальное притяжение, уважение и симпатия стали взаимными.
Но как можно испытывать подобные чувства к человеку, который не гнушается шантажа? Человеку, грозившему разорить собственного отца, если она отвергнет его притязания? Анализируя отношения с будущим мужем, Селина опять вернулась к тому, откуда исходило его брезгливое презрение. Он знал, как легко ему разбудить в ней женщину, и это охладило
Она расправила плечи и сказала себе, что напрасно тратит время, пытаясь разложить все по полочкам. Адам никогда бы не пришел к ней без задней мысли и не стал бы говорить с нею. Он играет с ней, как кот, мучающий мышь и получающий от сего занятия удовольствие. В разреженном воздухе ответа не найти. И потому во избежание ненужных волнений ей необходимо вести себя как обычно. То есть раз он заявил, что она должна провести с ним сегодняшний день, значит, так она и сделает. Но ее согласие отнюдь не означает, что она обязана наслаждаться его обществом.
Приняв к сведению его намек, Селина облачилась в теплую твидовую темно-коричневую юбку, кожаные сапоги и свободный кремовый шерстяной свитер. Пышную рыжевато-каштановую гриву девушка заплела в косу. Нанесла на лицо дневной крем, легко тронула губы бледно-розовой помадой. Ну вот, она готова.
Не стоит ни о чем расспрашивать его, решила она и вошла в кухню. Адам как раз закрывал крышкой плетеную корзину. Пикник? В январе? Между тем она не имела намерения спрашивать. Он реализовывает свой план, и она вынуждена подчиниться — желает она того или нет. Полное отсутствие интереса — единственный доступный ей отпор, напомнила себе она.
— Чай горячий, если хочешь, можешь выпить. — Его голос звучал не очень естественно. Квадратные плечи застыли под мягкой кожаной курткой, которую он надел поверх черной шерстяной рубашки. Он явно был недоволен тем, как долго она собиралась.
Селина как ни в чем не бывало пожала плечами. Сделала себе бутерброд и съела его, расположившись за столиком. Пока запивала бутерброд двумя чашками чая, он успел отнести корзину в машину и вернуться. Адам прислонился к двери в кухню; ключи от автомобиля позвякивали в его руках, в то время как Селина неторопливо завершала свою трапезу.
— Если пытаешься досадить мне, ничего не получится, — с улыбкой заметил он, когда невеста поставила чашку на блюдце. Но глаза его оставались холодными. Селина догадалась: он говорит неправду. По каким-то причинам разработанный им сценарий наступившего дня очень важен для него.
Внезапно Селина устыдилась своего детского упрямства. Она прошла мимо Адама в холл и достала из шкафа свою кожаную куртку. Ну почему было не подумать о нем? Учесть его чувства?
День обещает быть чудесным, отметила Селина, когда они выехали за пределы Лондона. Небо — безоблачно, незамутненной голубизны; воздух живителен, ни ветерка. Настоящий подарок небес, ведь зимой так часто бывают отвратительные дни. Глупо злиться и отвечать на его искреннюю словоохотливость брюзжанием и передергиванием плеч. Или притворяться заинтересовавшейся скучной дискуссией, которую передавали по радио — Селина включила радио сразу же, как только села в «мерседес».