Я люблю! Да, люблю!Без любви я совсем одинок.Я отверженных вдоволь встречал,я встречал победителей.Но люблю не столицу,а Пески, Таганку, Щипок,и люблю не народ,а отдельных его представителей.
«Держава! Родина! Страна! Отечество и государство!..»
Держава! Родина! Страна! Отечество и государство!Не это в душах мы лелеем и в гроб с собою унесем,а нежный взгляд, а поцелуй – любови сладкоековарство,Кривоарбатский переулок и тихий треп о том, о сем.
«Уроки
пальбы бесполезны…»
Уроки пальбы бесполезны —они словно поздний недуг.И вы свой характер железныйпоглубже упрячьте, мой друг.Он был и воспет и освистанпо возрасту и по судьбе.А нынче уже не до истин,а только презренье к себе.
«Что было, то было. Минувшее не оживает…»
Что было, то было. Минувшее не оживает.Ничто ничего никуда никого не зовет.И немец, застреленный Ленькой, в раю проживает,и Ленька, застреленный немцем, в соседях живет.Что было, то было. Не нужно ни славы, ни денег.По кущам и рощам гуляют они налегке.То перышки белые чистят, то яблочко делят,то сладкие речи на райском ведут языке.Что было, то было. И я по окопам полазили всласть пострелял по живым – все одно к одному.Убил ли кого? Или вдруг поспешил и промазал?..…А справиться негде. И поздно решать самому.
«Роза сентябрьская из Подмосковья…»
Роза сентябрьская из Подмосковьятак добросердна и так высока,будто небесное в ней и мирское,даже случайное, но на века.И не какой-то там барышней жаркой,красное платьице взяв поносить,вдруг обернется ордынской татаркой:только про милость ее и просить.Ну а покуда мы жизнь свою тешими притворяемся, будто творим,всё – в лепестках ее неоскудевших:страсть, и разлука, и вечность, и Рим.
«Что жизнь прекрасней смерти – аксиома…»
Что жизнь прекрасней смерти – аксиома,осознанная с возрастом вдвойне…Но если умирать, то только дома:поля сражений нынче не по мне.
«Да, старость. Да, финал. И что винить года?..»
Да, старость. Да, финал. И что винить года?Как это все сошлось, устроилось, совпало!Мне повезло, что жизнь померкла лишь тогда,когда мое перо усердствовать устало!Оно как добрый знак – на краешке столалежит перед листом, разглаженным и новым.Не время их свело, а жажда их свела,не блажь и не каприз, а восхищенье словом.Отгородясь на век от праздничных сует,лишь букву и мотив приемлют, словно братья…Знать, есть особый смысл и вдохновенный свети в высшей их вражде, и в их рукопожатье.
Что мир без нас, без вместе взятых?
А. Гладилину
Еще не перечитаны все книжки,сердец не омрачи, разлуки тень,я, старый человек, тебе, мальчишке,шлю поздравленье в юбилейный день.История литературы нашейкапризна, переменчива и зла,и выглядит счастливый век проспавшей,и новых козней ждет из-за угла.А мы опять чураемся безверья,пока скорбим и помыслы чисты,и сладко рисковать, и наши перьянацелены на белые листы.Душа горит, нога
достала стремя,не жди похвал, о славе позабудь:ведь что мы есть – решат молва и времяуже без нас. Потом. Когда-нибудь.И ты, мой друг, теперь уже парижский,глядишь на мир с порога своего…Что нам с тобой до прихотей прописки?Теперь она не значит ничего.Что этот мир без нас, без вместе взятых?Он весь расположился у крыльца.А хроника времен пятидесятых —не кончилась.И нету ей конца.
«Когда петух над марбургским собором…»
Б. Кархофф
Когда петух над марбургским соборомпророчит ночь и предрекает тьму,его усердье не считайте вздором,но счеты предъявляйте не ему.Он это так заигрывает с намии самоутверждается притом.А подлинную ночь несем мы самисебе самим, не ведая о том.Он воспевает лишь рассвет прекрасныйили закат и праведную ночь.А это мы, что над добром не властны,стараемся и совесть превозмочь.Кричи, петух, на марбургском соборе,насмешничай, пугай, грози поджечь,пока мы живы и пока мы в горе,но есть надежда нас предостеречь.
Впечатление
Вниз поглядишь – там вздыхает Париж,именно он, от асфальта до крыш.Вверх поглядишь – там созвездия крыш:крылья расправишь и тут же взлетишь.Вот я взлетаю на самую крышу.Что же я вижу? Что же я слышу?Вижу скрещение разных дорог.Слышу знакомый Москвы говорок.Там проживает Миша Федотов,там отдыхает, день отработав,там собираются время от временистайки гостей из российского племенипередохнуть от родимого бремени,вдруг залетевшие в этот Париж,где не захочешь, да воспаришь.
Из альбома маленького музея
Кукольному дому
Между небом и кукольным племенемрасстоянье – всего ничего.И, рожденные будто бы временем,все ж они понадежней его.Что б ни каркали там злопыхателио кончине добра и любви,даже в бурю его обитателиостаются, представьте, людьми.
«Что им нужно для комфорта?..»
Что им нужно для комфорта?Тряпочки любого сорта,стеклышки и камешки, и реечки.Куклы, куколки, кукленки,кто во фраке, кто в дублёнке,а кто – просто в старой телогреечке.Мы от жадности сгораем,мы в политику играем,мы больны банальным вожделением.А у них – покой прекрасный,и к добру они пристрастны,и на нас взирают с сожалением.
«В арбатском подъезде мне видятся дивные сцены…»
В арбатском подъезде мне видятся дивные сценыиз давнего детства, которого мне не вернуть:то Ленька Гаврилов ухватит ахнарик бесценный,мусолит, мусолит и мне оставляет курнуть!То Нинка Сочилина учит меня целоваться,и сердце мое разрывается там, под пальто.И счастливы мы, что не знаем, что значитпрощаться,тем более слова «навеки» не знает никто.