Под уральскими звездами

Гравишкис Владислав Ромуальдович

Он рассказал, что произошло в паровозной будке. Ковров выслушал и нетерпеливо махнул рукой:

— Одним словом, воевать еще не умеем, учиться надо. Что ж, поедем чехов догонять...

«Овечка» тронулась и, надрываясь, потащила состав дальше в горы.

Вражеский эшелон увидели верстах в десяти от Златогорья. Он стоял перед довольно крутым подъемом. Чернели настежь распахнутые двери теплушек.

— Осторожнее, товарищи! Здесь может быть ловушка! — прокричал Ковров рассыпавшимся по обе стороны пути красногвардейцам.

Опасения оказались

напрасными: в вагонах никого не было. Бросив эшелон, чехи бежали в леса и горы.

Поиски бежавших продолжались всю ночь. Чехи словно в воду канули. Только к концу следующего дня красногвардейцы наткнулись на землянки углежогов. Они сообщили, что сюда на рассвете вышла чехословацкая воинская часть. Солдаты забрали все съестное, взяли двух проводников и ушли через горы в сторону Челябинска.

— До Челябы им не дойти, — уверяли углежоги. — Наши робяты так и сказывали: «Заведем, дескать, подалее в лес и сбежим...» И сбегут — водить эдаких бандюков интересу мало: все харчи отобрали.

Командиры отрядов, посовещавшись, решили вернуться в Златогорье.

Глава 15

ЗАРЕВО МЯТЕЖА

Стояли ясные, теплые дни уходящего лета. Сергей и Дмитрий Гаврилович, который теперь часто бывал у Дунаевых, решили съездить в Златогорье и совершить поход по местам, которыми шел красногвардейский отряд тревожной весной 1918 года. Узнав об этом, Марфуша тоже стала собираться в путь: ее теперь интересовало все, что было связано с памятью старшего сына Анны Михайловны.

Осень была не за горами, времени оставалось немного. Сергей уже побывал в отделе кадров станкостроительного завода и получил назначение: будет ремонтным слесарем в инструментальном цехе, где работает Марфуша. Предстояла горячая пора и у Дмитрия Гавриловича: на днях студенты техникума должны выехать в колхозы на уборку урожая.

Оделись по-походному, взяли рюкзаки, и вот электричка мчит их в зеленую глубину Уральских гор. Марфуша смотрела в окно, не отрываясь. Она не была еще в горной части Урала. Вершины гор вздымались одна за другой. Чем дальше шел поезд, тем больше их виднелось вокруг, тем ближе они подступали к железнодорожному полотну.

Иногда электропоезд вырывался из теснины, выкатывался в какую-нибудь узенькую долинку и несколько минут летел вдоль склона горы. Тогда взору открывалось необъятное зеленое море. Плотно примкнувшие друг к другу кроны деревьев колыхались далеко внизу, и Марфуше казалось, что поезд несется по воздуху... Проходило несколько минут, и на поезд снова надвигалось тесное ущелье. Узкая полоска неба голубела над головой. Видны были уже не вершины деревьев, а их корни, могучими толстыми узлами впившиеся в скалистый откос.

Наконец открылась новая долина, более просторная, чем другие. Ее облегали тяжелые хребты, черные от заводской копоти. Дым облаками клубился на склонах гор, не в силах подняться и перевалить за крутые кряжи. Стиснутое со всех сторон каменными грядами на склонах лежало Златогорье...

Вот

здесь, в этом городе, он — Митя Елкин — подружился с Витей Дунаевым. После безуспешного преследования чехов красногвардейские отряды разместили на отдых в Златогорской станционной школе. Здесь сразу образовался военный лагерь. Митя, сопутствуемый Сашей, бродил по школьному двору и с любопытством осматривал людей и вооружение. Подростков в отрядах было немного, и, понятно, широкоскулого, плотно сложенного паренька златогорские ребята заметили тотчас. Тем более, что Витя чистил винтовку и делал это с видом бывалого и опытного солдата.

Саша и Митя смотрели на Дунаева, тот поглядывал на них. Потом Саша спросил:

— Мисяжский будешь?

— Мисяжский. А вы, что ль, здешние?

— Златогорские. Я на паровозе кочегар, он на телеграфе посыльный. Сейчас ему туда нельзя: он телеграмму казенную перехватил. Могут расстрелять. А у вас в Мисяже тоже чехи есть?

— Наши смирные.

— Все они смирные, только поверь...

Так и разговорились. Ребята рассказали, как Митя перехватил важную телеграмму, Саша — как водили эшелон на разоружение. Виктор помалкивал, потом не удержался и тоже рассказал, как брали шкатулку с золотом у Шмарина. Решили, что это дело не такое уж опасное...

Потом пришел Когтев, велел Вите разыскать Балтушиса. А когда тот появился, Когтев озабоченно сказал:

— Из Мисяжа гонцы пришли. Неладно там.

Балтушис в сопровождении Когтева торопливо направился к станции. Ребята устремились за ними.

Гонцы сидели в старом вагоне, недалеко от вокзала, где обычно отдыхали кондукторские бригады. Витя узнал кузнеца, Тимофея Наплюева и токаря Егора Шалонкина. Оба с механического завода, из резервного красногвардейского отряда, оставленного в Мисяже для охраны города. Они сидели на топчане, пили чай из железных кружек и рассказывали о том, что произошло в Мисяже.

Невесть откуда появившийся полковник Курбатов собрал банду кулаков и кулацких сынков с окрестных заимок, городских гуртовщиков и лабазников — человек восемьдесят. Позапрошлой ночью банда напала на красногвардейский штаб. Перебили всех. Кто ночевал дома — похватали из постелей и загнали в подвал талалакинского дома. Совет тоже был весь арестован, жив ли кто-нибудь — неизвестно.

— Кончились Советы в Мисяже, Иван Карлыч, — говорит Тимофей Наплюев и, подперев голову кулаками, тяжко вздыхает.

Балтушис встает и расхаживает по вагону широкими шагами. Пальцы выстукивают дробь на кобуре маузера.

— Чехи выступили? — остановившись, спрашивает он у гонцов.

— Пока нет, — отвечает Наплюев.

— Так ведь до поры, до времени, — качает головой Когтев.

Опять тяжелое молчание. Нарушает его Когтев.

— Семьи-то как? Тоже берут?

Никто не решался спросить об этом, боясь страшного ответа. И вот теперь все, затаив дыхание, смотрят на гонцов. Те ежатся, покашливают. Понурясь, точно в чем-то виноват, Наплюев отвечает: