Под Южным крестом
Шрифт:
Судя о вкусах доктора по своим соплеменникам, падким на всякого рода гастрономические наслаждения, черномазая Пенелопа, пользуясь малейшей оплошностью своего воображаемого супруга, время от времени пыталась всунуть ему в рот горсть искусно приготовленного опоссумьего жира, начиненного всевозможными душистыми травами.
Но увы! Неблагодарный варвар был глух к нежным речам, отворачивался от блестящего наряда, а вкусных яств не хотел даже нюхать, не то что есть.
И мадам Нирро-Ба испускала с горя такие отчаянные вопли, что белые
— О женщины, женщины! — твердил доктор, не зная, что ему делать, а товарищи его так и покатывались со смеху.
Наконец случай помог доктору избавиться от непрошенного ухаживания. Показалась фура, или по местному названию дрэй. В тяжелую повозку эту было запряжено десять сильных чистокровных лошадей той здоровой ломовой породы, которую до сих пор лелеют скваттеры.
Вокруг фуры стояло два десятка туземцев, вооруженных штуцерами, одетых в широкие полотняные панталоны и шерстяные рубашки. Старшим над ними был молодой мулат с умным лицом и крепкими мускулами. Он подошел к Буало и пожал ему руку. Буало представил его своим друзьям, от которых мулат получил по крепкому и теплому рукопожатию.
Они, к своему удивлению, узнали, что мулата зовут Дик Мэк-Найт и он сын знаменитого Джона Мэк-Найта, называвшегося прежде Красным Опоссумом и основавшего довольно цивилизованное негритское государство.
Молодой Дик, которого мистер Рид называл скваттером, по первому зову явился на помощь европейцам и с удовольствием отправился в экспедицию с Даниэлем, к которому был искренно привязан.
По-английски он говорил очень правильно, что чрезвычайно понравилось доктору. Почтенный медик сейчас же придумал, как воспользоваться услугами юноши для обуздания легковерной вдовицы, приставания которой становились просто невыносимыми.
В этот день наших героев ожидал еще один сюрприз. Когда Фрикэ и Пьер де Галь подошли полюбоваться на мистера Голлидея, хмуро забившегося вглубь фуры, к ним подскакал всадник, осадил лошадь и ловко соскочил на землю, беспечно бросив поводья на шею взмыленному коню.
— Ба! — вскричал парижанин. — Да это почтеннейший мистер Сэм Смит!
— Он лично, к вашим услугам, мистер Фрикэ.
— Душевно рад вашему счастливому возвращению, мистер Сэм Смит.
— Сердечно восторгаюсь свиданием с вами, мистер Фрикэ.
— Простите за нескромный вопрос, мистер Смит, но скажите, пожалуйста, какого черта вы изволите здесь быть?
— Такого, что мне захотелось прогуляться по очаровательным берегам реки Лоддона до того пункта, где эта река поворачивает к Ингльвиду, первой железнодорожной станции. Там я рассчитываю сесть на первый поезд, проехать в Сандгерст, не останавливаясь доехать до Кэстльмэна, пересесть в Кайнтоне и благополучно прибыть в Мельбурн.
— Вы в Мельбурн?
— Оставьте напрасную тревогу, которая, впрочем, доказывает, что вы сохранили приятное воспоминание о нашей встрече с вами. Я больше не лесовик.
— Изволили выйти в отставку?
— Для того, чтобы получить прощение грехов.
— Вот как! Позвольте узнать, чем вы надеетесь заслужить прощение?
— Тем, что буду конвоировать эту фуру, которая под моим покровительством находится в полной безопасности, потому что лесовики при мне ее не тронут. Они по старой памяти повинуются малейшему моему знаку.
— Вы можете не затруднять себя, мистер Смит, потому что труд конвоировать фуру принимаем на себя мы и джентльмены, которые в ней сидят.
— Это ничего не значит. Мы можем ехать вместе. Так будет еще лучше, еще надежнее.
— Вот что, мистер Сэм Смит, будем говорить серьезно. Вы спасли мне жизнь. Мне будет очень неприятно видеть вас вздернутым на виселицу. Уезжайте. Отправляйтесь на все четыре стороны и оставьте нас в покое.
— Оставить вас в покое?
— Да. Мы едем в Мельбурн, чтобы передать в руки правосудия отчаяннейшего злодея, совершившего различные преступления.
— Но это нисколько не помешает мне проводить вас до Мельбурна.
— С какой стати? Или вы тоже один из собственников груза, находящегося в фуре?
— О да, я тут несколько заинтересован.
— Тем хуже. Фура будет обыскана властями, которые, вероятно, пожелают узнать, откуда получен ее груз.
— Так что же? Пускай. Я ничего против этого не имею, да и мой милый куманек Голлидей, вероятно, тоже со мной согласится.
— А! Так вы кум тому негодяю, что прячется, как сова…
— Голлидей ни от кого не прячется, — послышался из фуры хриплый голос, — он готов смотреть прямо в лицо всякому, кто этого пожелает.
С этими словами американец, придерживаясь здоровой рукой за штаг фуры, соскочил на землю.
— Вот и я, — продолжал он, глядя на европейцев с бесстыдством, и, нужно отдать ему справедливость, с бесстрашием. — Что вам от меня угодно?
— Нам угодно связать вам руки и ноги и бросить вас в фуру, как вы бросили нас… помните? .. в трюм на «Лоа-Дзы», — отвечал Пьер де Галь. — А потом нам угодно передать вас палачу.
На бледном лице пирата мелькнула улыбка-гримаса.
— Вы меня не выдадите властям, и меня не повесят.
— Это почему?
— Потому что я вам нужен. Я знаю ваши планы и могу принести пользу, если вы будете умны. Я человек деловой. Мне нужны деньги и свобода. Давайте мне их, а себе берите остальное… то, за чем вы гонитесь. Поверьте, так будет лучше.
— Хорошо. Но мы сначала подумаем, а до тех пор, пока мы не решим, что с вами делать, вы будете находиться под неослабным надзором. Если же вы попытаетесь убежать, пеняйте на себя.