Под южными небесами. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид
Шрифт:
– Белое вино псиной припахивает, но красное пить можно.
– По мне хоть бы оба собакой припахивали, так еще лучше, – отвечала супруга.
Подали меню на разрисованной карточке с изображением гномов, тащащих блюда, переполненные яствами. Глафира Семеновна стала рассматривать его и читала.
– Первое гор девр – закуска, второе омлет – яичница, третье бифштекс. Ну, это еще есть можно. А вот затем я уж и не разберу, какое это блюдо. Ну, да его можно и не есть. С меня довольно. Вот еще сыр имеется
– Фрукты здесь должны быть хороши. Ведь в фруктовое царство приехали, – заметил Николай Иванович, прихлебывая из стакана красное вино.
– А ты уж, голубчик, полбутылки вина успел выпить?! – воскликнула супруга. – Ловко!
– Ну, и что ж из этого? Сама же ты прочла, что вино даром.
– Однако ты еще кусочком еды не успел окрупениться.
Подали штук шесть креветок, по кружочку масла толщиной в лист бумаги и четыре тоненьких ломтика колбасы.
– На трех тарелках, а есть нечего, – сказал супруг.
– Тарелками-то за границей только и берут. Это тебе должно быть известно. Не в первый раз уж путешествуешь, – отвечала супруга, придвинула ему тарелочку с креветками и прибавила: – Этих гадов ты можешь всех съесть, мне не надо.
– Да ведь это те же раки.
– Раки красные бывают, а это какие-то розовые с белым.
– Такие маленькие, что не знаешь, что в них и есть.
– Ешь, ешь. Сам же ты хвастался, что за границей надо есть что-нибудь особенное, местное, чего у нас нет.
– Не люблю я такую еду, которую надо в микроскоп рассматривать. Уж есть так есть. А тут не знаешь, как и скорлупу с них снять.
Появилась яичница. Николай Иванович наложил себе на тарелку половину того, что подали, и проговорил:
– Спасибо, что хоть яичницей-то по количеству не обидели.
– Ты уж, кажется, бутылку красного-то вина прикончил? – удивилась супруга.
– Да ведь пить, душечка, хочется. А только где же прикончил? В бутылке еще осталось.
Явился бифштекс, но кусочки его были так малы, что Николай Иванович надел на нос пенсне и сказал:
– Боюсь, что без пенсне вместо куска в пустое место вилкой попаду.
– Мне довольно, – отвечала супруга. – Ты забываешь, что ведь это не обед, а только завтрак.
– Однако, матушка, мы сегодня по пляжу как скаковые лошади бегали, осматривая местность.
– Да ведь еще тебе будет какое-то неизвестное блюдо. Можешь и мою порцию съесть.
Подали неизвестное блюдо. Это было что-то мясное, темное, с маленькими позвоночными костями, под темным, почти черным соусом и заключавшееся в металлическом сотейнике. Глафира Семеновна сделала гримасу и отодвинула от себя сотейник к мужу. Тот взял вилку, поковырял ею в сотейнике, потом понюхал приставший к вилке соус и сказал:
– Какой бы это такой зверь был зажарен?
–
– Верно. Но я прежде должен знать, что я пробую, а тут я не знаю, – проговорил супруг. – Кескесе? – спросил он горничную, указывая ей на сотейник с едой.
Та назвала кушанье.
– Глаша, что она сказала? Ты поняла, какое это кушанье? – обратился он к супруге.
– Ничего не поняла, – отвечала та и опять заговорила: – Ешь, ешь, пробуй. В Петербурге ведь ты хвастался приятелям, что в Марселе лягушку ел.
– Пробовал. Это верно, но тогда я знал, что передо мной лягушка. А это черт знает что такое! Что это не лягушка – это сейчас видно. Вот эти позвонки, например… Смотри, у лягушки разве могут быть такие позвонки! Видишь?
Николай Иванович выудил кусок кости на вилке. Глафира Семеновна брезгливо отвернулась.
– Ну вот! Стану я на всякую мерзость смотреть! – проговорила она.
– Здесь, во Франции, кроликов едят. Не кролик ли это? Как «кролик» по-французски?
– А почем же я-то знаю!
– Да ведь это самое обыкновенное слово и даже съедобное. Сама же хвасталась, что все съедобные слова знаешь.
– У нас в Петербурге слово «кролик» не съедобное слово, а я всем словам в петербургском пансионе училась.
– А то, может быть, заяц? Зайчатину и в Петербурге едят. Как «заяц» по-французски?
– Знала, но забыла. Ты будешь есть или не будешь? – спросила мужа Глафира Семеновна. – А то сидишь над сотейником и только бобы разводишь.
– Если бы знал, что это такое, – попробовал бы.
Горничная давно уже стояла у стола, смотрела на супругов, не дотрагивающихся до блюда, и недоумевала, оставить его на столе или убирать.
– Кескесе? – снова задал ей вопрос Николай Иванович. – Кель анималь?
– Le lievre, monsieur… – был ответ.
– Гм… Са? Воля са? Такой зверь?
Николай Иванович сложил из пальцев рук зайца с утками и лапками и пошевелил пальцами.
– Oui, oui monsieur… – утвердительно кивнула горничная, рассмеявшись.
– Заяц! – торжествующе воскликнул Николай Иванович. – Ну, зайца я не буду есть, я знаю его вкус.
И он отодвинул от себя сотейник, кивнул горничной, чтобы та убрала его.
– Соте из зайца очень вкусное кушанье, месье. Напрасно вы его не кушаете, – сказала горничная, прибирая блюдо.
Услыша от нее раз сказанное французское слово «льевр», Глафира Семеновна сама воскликнула:
– Льевр, льевр! Теперь я вспомнила, что льевр – заяц! Нас учили.
– Ну, вот видишь…
Николай Иванович налил себе в стакан остатки вина и выпил его, как бы вознаграждая себя за труд разгадывания кушанья.