Под жарким солнцем
Шрифт:
— Меня не интересует, кто что делал. Вы ответите за перерасход семенного материала и, если хотите, еще за срыв посевной. Ведь в колхозе не хватит семян, — значит, земля останется незасеянной…
— Я хотел сделать как лучше, — уверенно ответил Илья, — а вы мне угрожаете…
— Может быть, где-то и сеяли так, — уже спокойнее настаивал на своем агроном, — но учтите, то, что приемлемо в одних условиях, неприемлемо в других… За сев в районе нашей МТС отвечаю я. Если у вас было плохо вспахано поле, вы должны были прежде всего обратиться ко мне, и я бы решил, что делать, а не самовольничать…
На всех заседаниях и совещаниях в районе без конца упрекали Авраама за перерасход семян, писали об этом в районной газете.
— Не отчаивайтесь, — утешал его Иван Никитич. — Надо терпеливо ждать до весны, тогда увидим, что даст посев Ильи.
С наступлением холодов, когда кончились все работы в поле, Иван Никитич решил вернуться домой. Авраам тепло попрощался с ним, поблагодарил за большую помощь, оказанную колхозу, и просил почаще приезжать к ним в гости.
— Перезимую дома, а весною в любом случае увидимся. Мне очень хочется знать, чем все кончится у Ильи… Парень у вас что надо. Какое мужество надо иметь, чтоб сделать такое… Не каждый осмелился бы идти на такой шаг.
— Ему надо обязательно каждый раз что-то новое придумать. Без этого он жить не может. А если задумает что-либо, уже не отступится, своего добьется.
— Что и говорить, хороший хлопец. Я давно прикипел к нему сердцем, но он слишком горяч, иногда надо его сдерживать.
— Попробуйте его сдержать! — отозвался Авраам. — Жаль только, что не учится.
— Ничего, жизнь заставит учиться, и он далеко пойдет, — сказал Иван Никитич. — Он, может быть, еще найдет такой клад, который нам и не снился. Возможно, я был с ним очень резок, но думаю, что он меня простит…
…Нагрянула зима. Теперь только, когда Илья освободился от полевых работ, его с новой силой потянуло к Минне.
«Может быть, и стоит вернуться в город, продолжить учебу и быть возле Минны», — все чаще и чаще думал он. Но вместе с тем и чувствовал, что долго не усидит там, душа его будет здесь, в степи, он постоянно будет думать о засеянном поле пшеницы, за которое его так ругали. Прав ли он был или просчитался? Как он будет смотреть людям в глаза, если не получится так, как он думал? Уехать — значит уйти от ответа. А потому надо оставаться, быть на месте.
Весна только подступала, но в колхозе уже начали готовиться к весеннему севу: ремонтировали инвентарь, готовили семена, чинили сбрую, подкармливали лошадей.
Пока МТС еще не успела в полной мере обеспечить хозяйство необходимой техникой, правление решило прикупить лошадей. Среди тех, которым было поручено подыскать их, был и Илья.
— Проветришься немного, рассеешься, повидаешь людей, — говорил отец. — Поедете в наши края, посмотришь, как люди живут в нашем родном городе, в окрестных селах, — может быть, останешься там…
Упустить случай побывать в родном городе, встретиться с Минной, от которой давно не было писем, ему не хотелось.
Дорога была долгой и тяжелой. Прошла неделя и вторая, и никаких известий от уехавших за лошадьми не поступило. Вдруг объявился Сендер Клафтер:
— Ох и купили мы лошадей, крашавчы, картинки, вше кнуты мозете шпрятать.
— А
— Ведут лошадей и шкоро приедут.
Прошла еще неделя, они не появлялись. Только на второй неделе поздно ночью кто-то постучал в окно.
— Кто там?
— Я, папа, открой!
— Наконец-то! Что случилось? Почему вы так долго ехали? — спросил Авраам, открывая дверь.
Вместо ответа Илья сказал:
— Идем скорее на станцию, тебя ждет Пиня.
Когда они подошли к вокзалу, Авраам увидел Пиню Егеса, ходившего взад и вперед возле теплушки. Лицо его было черное, мрачное, как после несчастья.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил Авраам.
Пиня раздвинул двери теплушки:
— Посмотрите, какая беда!
У Авраама потемнело в глазах. Он увидел пять тощих кляч и трех околевших.
— Сендер же сказал, что вы десять купили? — спросил Авраам подавленным голосом.
— Две в пути пали, — опустив голову, ответил Егес.
Илья долго не мог прийти в себя после несчастного случая с лошадьми. Не сразу он смог рассказать, как все случилось, вспоминая каждый раз новые и новые подробности.
А было это так.
Эти десять лошадей Илья с Егесом и Клафтером купили не сразу. Они ходили по селам, побывали на нескольких ярмарках. Пиня Егес и Сендер Клафтер — старые извозчики — понимали толк в лошадях, они осматривали их, щупали, заглядывали в рот и по зубам определяли, сколько им лет. Купленных лошадей ставили у знакомых извозчиков в родном городе и продолжали ходить по селам и ярмаркам, подыскивая новых. Пять лошадей они купили дешево и были очень довольны выгодной покупкой. Но потом оказалось, что лошадок накачали воздухом, и новые хозяева их, вернувшись из поездки, увидели вместо упитанных лошадей кляч. Одна лошадь была больна и в первый же день околела, пала и другая, ее выбросили в пути из теплушки. Одна за другой пали еще три лошади, когда поезд уже приближался к таврическим степям. Потрясенные случившимся, Илья и Пиня Егес еле добрались домой.
Уже запахло весной, потеплело. В колхозе усиленно готовились к весеннему севу. Уцелевшие, недавно купленные лошади едва передвигались, но благодаря хорошему уходу их удалось спасти.
По ходатайству правления Ивана Никитича снова прислали в помощь колхозу. Не засеянный осенью клин озимых засеяли чистосортной, приспособленной к местным климатическим условиям яровой пшеницей.
На поле, где Илья посеял озимую пшеницу, взошли ярко-зеленые, сочные всходы. Увидев этот зеленый ковер, Илья побежал к Ивану Никитичу и отцу сообщить радостную весть.
— Ну, зря я потратил семена? Сравните мой посев с обычным… Увидите, какая разница. Теперь делом могу ответить на все выпады против меня.
Урожай на этом поле был в несколько раз больше, чем в других местах. Об успехе Ильи заговорили на собраниях и совещаниях. В районной газете на все лады расхваливали его инициативу. Когда прибыл корреспондент уточнить некоторые подробности сева на этом участке, Илья сказал:
— Почитайте статью в вашей газете… Тогда требовали наказать меня за растранжиривание семян.