Под жёлтым зонтом
Шрифт:
Макс не желал всего этого слушать и злился. Подобные разговоры казались ему примитивными. «Приходи, когда Макс на тренировках», – однажды сказал Лари. И я стал приходить.
Меня окликнули:
– Кирилл!
Я не люблю свое имя. Каждый раз, когда оно звучит, мой мозг вынужден посылать дополнительный сигнал, чтобы я среагировал на оклик. Будто мне все время приходится напоминать себе, как меня зовут.
Оглянувшись, я увидел, что ко мне не идет, а буквально летит через зал одна из
Клава налетела на меня, встряхнула за плечи, и в моей бедной голове что-то заныло. Захлебываясь радостью, она забрасывала меня вопросами:
– Это правда? Он уехал? Он взял отпуск? Мы две недели будем одни?
Я с трудом оторвал от себя ее руки:
– Эй, подруга, хочешь вытрясти из меня мозжечок?
– Прости, Кирюша! – она вцепилась в собственные плечи.
Видно, ей необходимо было кого-то тискать.
– Как ты узнала? Я еще никому не говорил.
– Вся бухгалтерия в курсе. Он их предупредил.
– Ах вот как?! Чтобы следили за мной?
– Да плюнь! Что ты Лари не знаешь?! Ой, даже не верится, что он не будет торчать тут целыми днями! Это надо отметить.
Пришлось согласиться:
– Тащи вино, так уж и быть…
Клава примчалась назад так быстро, словно поднос с бутылкой моего любимого «Бургундского» и бокалами уже стоял возле входа. Я сам открыл вино и налил понемногу. Серые Клавины глаза наполнились вдохновенной синевой.
– Чувствуешь? – она замерла, приподняв бокал за длинную ножку, и потянула широким носом. – Как дышится без старого паука!
– Мы с тобой – неблагодарные создания. Он наш поилец и кормилец.
– Ты не способен выругаться, даже когда хочется?
– Нет, способен. Старый козел дает нам работу. И неплохо платит, между прочим!
– Чтоб он сдох! – в сердцах сказала Клава. – Все были бы счастливы. Он гнетет нас, понимаешь? И при этом заставляет всех улыбаться. Все прямо сияют от счастья! Вот ты – директор ресторана. И что ты можешь? Он же шага тебе не дает ступить! На все нужно его разрешение.
– Лари – хозяин. Все правильно.
Опустив ресницы, она небрежно спросила:
– Это правда, что он составил завещание?
– Это разумно в его возрасте, – осторожно заметил я.
Клава навалилась мягкой грудью на стол и заговорщицки зашептала:
– И он действительно завещает ресторан тебе?
– Откуда ты все знаешь?
– Сколько у него было инфарктов?
– Хочешь, чтобы я еще раз выругался?
– Нет, правда?
– Два. Много или мало?
– Третий бы не помешал…
– Только не предлагай за это выпить, – предупредил я. – Лари за две недели так надышится свежим
Она закатила глаза, что-то подсчитывая.
– И сколько ж тебе тогда будет?
– Страшно подумать!
– Не кокетничай!
– Сорок пять.
– Ужас! – непритворно воскликнула Клава. – Так ты уже такой старый? А твоей дамочке сколько?
Я строго сказал:
– Она тебе не дамочка.
– Она старше меня?
– О тебе вообще речи нет.
Она вдруг сникла:
– Я знаю, что нет. Мог бы и не напоминать.
Потом мстительно прищурилась:
– А знаешь, твоя Арина ничуть не похожа на писательницу…
– А как, по-твоему, выглядят писатели? – усмехнулся я.
– Ну не знаю! Она – обычная. И говорит обычно.
Я согласился:
– Все правильно. Это потому что устной речи она вообще не придает значения. Слова для нее обретают смысл, только нанесенными на бумагу.
Но Клава продолжала нападать:
– А, по-моему, ты в сто раз интереснее, чем она. И защищаешь ее потому, что чувствуешь это. Я как-то подслушала, когда вы ужинали. Она болтала о пустяках.
– Все интересное в себе Арина вкладывает в свои книги. Со мной остается нормальный человек.
– Которого ты и любишь? – уточнила она.
– Которого я и люблю. Но и ее книги я тоже люблю.
– Разве их можно разделить?
Я ответил ей то, о чем однажды задумался и тогда же решил для себя раз и навсегда:
– Если б Арина утратила все свои способности, я не стал бы любить ее меньше.
Клава укоризненно покачала головой:
– Смешной ты, Кирилл. Никто из мужчин столько не говорит о любви… Ты какой-то не от мира сего. Но мне это как раз и нравится.
Чтобы свернуть с этой скользкой дорожки, я посетовал:
– Лари не вовремя уехал. Мне тоже надо было ненадолго отлучиться.
– Проведать свою романистку?
– Слушай, мы, конечно, друзья… – произнес я металлическим голосом.
Клава понятливо подхватила:
– Но никому не позволено говорить о ней в таком тоне! Ладно, не обижайся. Я иногда просто злюсь, что за столько месяцев мне ни разу не удалось соблазнить тебя.
– Не относи это на свой счет. Это никому не удалось, кроме Арины.
– Правда, что ли?! Да ты просто святой! Не зря тебя так зовут… Тот Кирилл, что придумал азбуку, был причислен к лику святых?
Я честно признался, что мои религиозные познания не простираются дальше десяти заповедей. Попытался назвать их и запутался. Арина подняла бы меня на смех. Религиозности в ней было не больше, но невежество ее раздражало. К счастью, Клава знала еще меньше меня.
– Я только и помню: не прелюбодействуй, – засмеялась она и одним махом допила вино.
– А ты этим занимаешься? – заинтересовался я.
– Нет. Но меня тянет на это, когда ты сидишь вот так близко и пьешь со мной.
Я упрекнул: