Под знаком небес
Шрифт:
– Один вопрос, господин: куда определить твоего спутника?
– Телона?
– Да.
– Запиши в мою личную гвардию. Боюсь, мне придется набирать ее заново.
– Да, повелитель. Почти все твои воины погибли. Это печально.
– Они были одними из лучших.
– Не сомневаюсь. Но прости за вопрос: ты уверен, что Телон достоин защищать твою жизнь, Повелитель? Обладает ли он необходимыми навыками?
– Научится, – ответил Невин, пожав плечами. – К тому же я к нему привык.
– Как пожелаешь, – Дарон поклонился.
– Ну, теперь идем.
Они
– Это пленники, предназначенные для пиршества, – пояснил Дарон, проследив за его взглядом. – Они будут умерщвлены с минуты на минуту. Сегодняшней ночью мы казним восемь таких групп, чтобы насытить всех.
– Хорошо, – ответил Невин, приветственно поднимая руку и слушая возгласы, – начинайте.
Дарон в тот же миг подал знак, и на крыше главного здания появился женский хор, затянувший одну из самых популярных в Бальгоне мелодий. Постепенно праздник набирал силу, выкатили еще несколько бочек пива, а затем на середину двора вывели пленников и, подставив большие медные тазы, отрубили им головы. Густую темную кровь разливали черпаками с длинными ручками, а на тела набросились и вмиг растерзали несколько слуг.
На стенах зажгли ряды факелов, откуда-то появились акробаты, шуты и менестрели, фокусники и жонглеры. Кар-Дагельм озарился багровым светом, а воздух полнился веселыми криками и разгульными песнями. Невин невольно улыбнулся, наблюдая за этим празднеством, вспоминая золотые дни Бальгона, которым он правил так недолго.
Единственное, что омрачало его торжество, – это отсутствие Мелиссы, знание о том, что ее нельзя вернуть, необратимость смерти его единственной любви. Конечно, он паладин бога, его пророк, и он посвятил себя Служению – всего, без остатка, но что ему вечность, если ее не с кем разделить, если нет той, которая могла бы гордиться его величием от чистого сердца, бескорыстно, без малейшей тени зависти? Невин окинул взглядом мелькающие огни, пестрые одежды, носящиеся по стенам фигуры, и ему захотелось уединиться, оставить шумное празднество и предаться воспоминаниям – к счастью, их никто не мог у него отнять.
Дьяк спустился по узкой винтовой лестнице, толкнул низкую железную дверь и очутился в длинном зале со сводчатым потолком, стены которого были украшены старинными шпалерами и картинами, изображающими псовую охоту. Широкими шагами герцог пересек зал и остановился возле одного из светильников, расположенных по обе стороны двери.
– Принес? – спросил он громко, хотя никого не было видно.
– Да, господин, он здесь, – раздался из-за двери тихий голос.
– Хорошо, я буду ждать тебя в своих покоях через десять минут.
– Я приду вовремя.
Дьяк распахнул дверь, за которой никого не оказалось, и, ничуть этому не удивившись, направился на третий этаж своего
Вскоре он уже сидел в просторной комнате, той самой, в которой принимал лорда Виля и прочих заговорщиков. Дьяк до сих пор не перебрался в королевский дворец, который находил слишком большим и потому неудобным для обороны. Конечно, мало кто смел оспаривать его власть, однако нашлось несколько могущественных баронов, которые объявили его узурпатором и отказались присягнуть на верность. Они укрепились в своих родовых замках и собрали небольшие армии, которые должны были охранять их. К счастью, им не пришло в голову объединиться, иначе могла бы начаться настоящая гражданская война. Все эти выступления считались бунтом и не вызывали у народа никакого сочувствия. Люди любили Железного Герцога и предпочитали его как старому королю Мирону, так и принцу Мархаку. И уж тем более они не хотели видеть на троне Малдонии какого-нибудь дальнего родственника прерванной династии.
Дьяк отправил несколько безоговорочно верных ему отрядов подавить мятежи, и вести, пришедшие совсем недавно, были добрыми: один из баронов сдал замок и признал власть Дьяка. Впрочем, Железный Герцог все равно велел его казнить. Он не мог допустить, чтобы в его армии были недовольные. Да и вообще он никогда не щадил своих врагов, следуя своему старому правилу: не оставлять за спиной неприятеля, способного поднять оружие.
Когда в дверь постучали, Дьяк сидел на корточках перед камином и грел руки – зима в этом году выдалась на редкость суровой, и, несмотря на обилие дров, в замке было холодно.
– Открыто, – отозвался герцог, поднимаясь.
В комнату вошел невысокий человек, закутанный в меховой плащ. Он был бледен и худощав, казалось, на его лице лежит печаль усталости, однако глаза пылали темным и страстным огнем, выдавая внутреннюю силу.
– Приветствую тебя, новый король Малдонии, – негромко заговорил посетитель, вглядываясь в лицо Дьяка внимательными серыми глазами.
– Здравствуй, жрец, – ответил Дьяк и жестом предложил вошедшему сесть в поставленное посередине комнаты кресло. Человек молча покачал головой, отказываясь от предложения.
– Ты хотел говорить со мной, я слушаю, – сказал он, останавливаясь в трех шагах от двери.
– Я еще не знаю, одобрит ли Храм мою коронацию, – сказал Дьяк, складывая руки на груди и глядя Верховному Жрецу в глаза. – Ты не выразил ни недовольства, ни одобрения, а церемония назначена на послезавтра.
– До сих пор ты не спрашивал у Храма позволения…
– Мне не нужно позволение, – перебил Дьяк. – Я хочу знать, признаешь ли ты меня королем.
Верховный Жрец недовольно поджал губы и какое-то мгновение молчал.
– Я ничего не решаю, – сказал он наконец. – На все есть воля богов. Они еще не дали нам знать, угодно ли им твое воцарение.
– Ты обладаешь большой властью, – заметил Дьяк. – И не только политической, но и религиозной. Я знаю, что жрецы Храма пользуются магией, которая в Малдонии запрещена. Это нарушает заповеди ваших богов, так что не пытайся обмануть меня разговорами о высших законах.