Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
В зале стало так тихо, что слышно было, как капает со стола разлитое вино. Все взоры обратились к царице, и никто в зале, как я полагаю, не дал бы и одного обола за жизнь Гемина.
Однако я лучше знал мою царицу и понимал, что ничто не вызывает у нее такого уважения, как личное мужество и презрение к смерти. Ее полные губы раздвинулись в подобие улыбки.
— Гемин, — раздался ее чистый ясный голос, — ты правильно сделал, сказав нам правду. Теперь нам не придется тебя пытать.
Затем она удалилась, исполненная достоинства, в окружении своих дам и личной охраны.
Я думаю, что император в ту же ночь поговорил с Гемином, хотя доказать это невозможно. Во всяком случае,
Осенью этого судьбоносного года сенат прислал Клеопатре официальное объявление войны — только ей; Октавий не зашел так далеко, чтобы открыто говорить о борьбе со своим бывшим соправителем. Он предпринял более ловкий ход и распустил слухи, которые должны были привести к падению и смерти императора.
Я не хотел бы, чтобы меня поняли неправильно. Я допускаю, что время от времени нам даются какие-то знамения свыше, чтобы предостеречь нас или предупредить о чем-то. Но думаю, что в большинстве случаев за этим скрываются люди, преследующие какие-то свои цели.
Так, утверждают, будто бы в результате сильного землетрясения был разрушен городок Писа, основанный Антонием на побережье Адриатического моря. Недавно я узнал, что на самом деле речь тогда шла всего о двух-трех недостаточно прочных домах — и не более.
Далее, всеобщее возбуждение вызвала новая игра, которой увлеклись римские дети. Как это часто бывает, они обыгрывают ссоры, которые происходят среди взрослых. В этой игре они разбивались на две партии: одна за Антония, другая за Октавия, и последняя должна была одержать победу. Вот уж поистине божественное предзнаменование…
Очень серьезно было воспринято также явление в городке Альба. На статуе императора, возвышавшейся там над храмом Юпитера, вдруг выступила «кровь». Я разузнал и об этом событии. Оказалось, что эта статуя просто «потела», то есть на ней выступала вода. А почему? Потому что в тот год даже осенью дни все еще были очень жаркими, а ночи в албанских горах стали уже достаточно прохладными. Поэтому камень сильно охлаждался, и — в соответствии с законами физики — под жарким утренним солнцем на нем выступала вода. Это явление знакомо каждому ребенку. То же самое происходит с металлическим кубком: если наполнить его холодной родниковой водой, он станет влажным снаружи. На сотнях статуй тогда — как, впрочем, и сегодня, — если ночи были холодными, а дни жаркими, должна была выступать влага. Однако, стоило случиться такому со статуей императора, как тут же распространились слухи, что это может означать только смерть и падение. Дальнейшие примеры? Приведу еще один, свидетелем которого оказался я сам.
Во время нашего пребывания в Афинах от сильного ветра в театре обвалилась часть обветшавшего уже украшения фронтона. Случайно это оказалось изображение сцены из гигантомахии — битвы богов и гигантов [71] , — и среди прочих на землю упал и Дионис. Никто не придал бы этому ни малейшего значения: подобные случаи в больших и старых городах происходят почти каждый день. Обычно после этого просто устраняют повреждение и забывают о них. Однако позже какой-то находчивый историк напомнил об этом событии и заявил, что поскольку император часто выступал в роли «Нового Диониса», то его можно рассматривать как намек на грозящее Антонию падение. Если бы побежденным оказался Октавий, предзнаменований его гибели, конечно,
71
Гиганты — в греческой мифологии сыновья Геи, появившиеся на свет из крови оскопленного Урана, впитавшейся в землю-мать. На полуострове Паллена в Северной Греции произошла битва олимпийских богов с гигантами — гигантомахия, в которой гиганты были уничтожены.
Во всяком случае, теперь стала ясна расстановка сил, и Марк Антоний перешел к действиям. В первую очередь он потребовал, чтобы все подчиненные ему города и клиентальные правители принесли бы торжественную присягу, и, со своей стороны, заверил, что будет бороться до полного поражения противника, непримиримо и беспощадно. Через шесть месяцев после своей победы он собирался сложить с себя все полномочия и передать власть народу и сенату Рима.
Оставив царицу и ее двор в Афинах, император отправился в путь, чтобы возвести цепь укрепленных пунктов на побережье Ионического моря. Самым северным из них должен был стать остров Коркира, затем следовали Акциум в Амбракийском заливе, остров Левкада, гавань Патры в Коринфском заливе, остров Закинф, гавань Мефона на южной оконечности Эллады и, наконец, укрепления на Крите и в Киренаике, которые уже относились к владениям нашей царицы.
В октябре император вернулся, и все вместе мы переехали в Патры, город, расположенный неподалеку от упомянутого выше укрепленного пункта. Отцы города сочли это высокой честью. По их приказанию вскоре были отчеканены монеты с портретом царицы, с обратной стороны был изображен систр, связанный с культом Исиды.
Антоний приказал разбить палатки у стен города. Отсюда он разослал всем клиентальным правителям приглашения на симпосий, на котором они затем были представлены царице.
Ирод из Иудеи, Малх из Набатеи и еще несколько менее значительных правителей из осторожности или расчета прислали вместо себя представителей. Однако их помощь деньгами, войском и оружием была столь значительна, что эти царские послы были приняты с большим почетом и уважением.
Все выглядело прекрасно и обнадеживающе; при каждой удобной возможности император заверял свое окружение, что он превосходит Октавия не только по количеству войск и кораблей, но и располагает такими суммами денег, которые и не снились его противнику.
— Дни Октавия сочтены, поверь мне, — сказал он мне однажды. — Однако мне мучительно сознавать, что мы долгие годы были соратниками по борьбе, вместе отомстили убийцам Цезаря, а теперь…
На лице Антония отразилось глубокое волнение. Собравшись с мыслями, он продолжил:
— Все могло бы быть иначе… Я думаю, мы оба в последние годы совершили непоправимую ошибку, когда из-за каких-то подозрений или пусть даже оправданного недоверия не встречались больше друг с другом. В разговоре как мужчина с мужчиной гораздо скорее можно разрешить проблемы, которые на расстоянии кажутся сложнее. Ну а теперь дела обстоят так, что мне надо сражаться до конца. Но я скажу тебе, Олимп, потому что я тебе доверяю и ты умеешь молчать, я не хотел бы гибели Октавия и предпочел бы вместе с ним править Римом — почти как дуумвиры [72] . Я уступил бы ему Рим, потому что он как никто умеет обходиться с сенатом, а на себя взял бы переговоры с другими странами.
72
Дуумвиры — два правящих лица в Древнем Риме, составляющие дуумвират.