Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
Для начала я выбрал небольшую изысканно обставленную виллу в Викус Фабриции, недалеко от дома Клаудии, однако в таком районе, где ее никто не знал. Я никогда не расспрашивал ее, какие объяснения находит она для того, чтобы отлучиться из дому. По-моему, она не особенно соблюдала осторожность, так что даже постоянно занятый Квинтиллий в конце концов заметил бы нашу связь.
После нашей четвертой или пятой встречи на вилле я предложил сменить квартиру.
— Но ведь здесь так удобно! — капризно надула губки Клаудиа. — Пока Квинтиллий не уехал, я, конечно, не могу уходить из дома на ночь, но существуют тысячи отговорок, чтобы исчезнуть
Тогда я сговорился с хозяином, что поживу у него «на пробу» десять дней и прибавил ему еще несколько динариев сверху. В Сады Цезаря я ездил через день, но там не особенно во мне нуждались.
Цезарь уехал в Испанию еще на два месяца. Когда он вернулся в конце лета, то не стал скрывать от сената и народа своих замыслов. Он хотел возвести храм Марса невиданной величины, где можно было бы разыгрывать морское сражение. Он планировал также создать латинские и греческие библиотеки и устроить большой театр у подножия Тарпейской скалы. Он собирался осушить Понтийские болота, вызывавшие лихорадку, провести дорогу через Апеннины от Адриатического моря до Тибра, расчистить от песчаных заносов гавань в Остии и прорыть канал через Коринфский перешеек — то, что намеревались сделать многие правители до него, но никому еще это не удалось.
Спустя некоторое время бдительный Протарх заметил мое отсутствие.
— Мне кажется, что с некоторых пор ты чаще бываешь в Риме, чем здесь. Это связано с какой-нибудь женщиной, или ты себя не щадишь, чтобы добыть для нашей царицы побольше сведений о настроениях в народе? — спросил он слегка насмешливо.
Я попытался отделаться ничего не значащим объяснением:
— И то и другое, досточтимый Протарх. Я познакомился с одной молодой вдовой, которая служит в доме у Сервилия. Ты знаешь: это старинный род патрициев. Женщина она очень разговорчивая, и таким образом я очень много узнаю. Судя по тому, что я слышу, положение Юлия Цезаря становится все более неблагоприятным.
— Тебе только так кажется, — хитро улыбнулся Протарх. — У тебя односторонние сведения. Из других источников мне известно прямо противоположное.
Я сам поразился тому, как легко я солгал. Конечно, род Сервилиев очень известен, но он так разветвлен, что вряд ли Протарх решит меня как-то проверить.
— Вообще же, тебя хотела видеть царица. Но дело не такое спешное. Она будет ожидать тебя завтра днем около четырех.
На следующий день я остался в Садах Цезаря. Я сгорал от любви и с беспокойством ждал встречи с царицей. В последнее время я видел ее редко и мне казалось даже, что она исключила меня из числа своих приближенных друзей. Впрочем, я был так влюблен, что меня это мало заботило. Я даже подумывал о том, чтобы оставить службу у Клеопатры и навсегда поселиться в Риме.
Царица встретила меня очень благосклонно и сама заговорила о наших отношениях:
— В последнее время тебе, вероятно, кажется, что царица рассердилась за что-то на своего врача и отдалила его от себя. Это совсем не так, дорогой Гиппо. Но сейчас положение таково, что нам приходится скрываться ото всех, даже от друзей. К Цезарю и его приближенным приковано всеобщее внимание, ничто не остается незамеченным. Нам постоянно приходится прибегать к хитрости и обману, потому что Рим, в отличие от Александрии, открытый город. То, что легко утаить в закрытом Брухейоне, в Риме быстро выходит на свет, потому что диктатор должен отчитываться перед народом и сенатом.
Ну а теперь
— Но как я должен это сделать, царица?
— Очень просто: Цезарь прислал мне пятерых добровольцев. Это приговоренные к смерти преступники. Таким образом у них появляется возможность сохранить жизнь. Ты опробуешь на них эти подарки и по возможности установишь, что за яд в них использован.
Не сказать, чтобы меня очень порадовало это задание, особенно теперь, когда в Риме меня с нетерпением ожидала возлюбленная. Я отправил посыльного с сообщением, что в ближайшие дни не смогу увидеться с Клаудией, ибо дела требуют моего присутствия при дворе. Я строго наказал посыльному передать это известие только хозяйке дома. Мне не хотелось возбуждать недоверие Квинтиллия.
Трое из приговоренных были обычными жалкими бездельниками, которые по какому-то недоразумению оказались замешаны в тяжких преступлениях — убийстве, разбое, осквернении храма. В последнем случае смертью каралось любое преступление: как раскрашивание статуи бога, так и ограбление храма. Двое других были довольно знатными горожанами, но плебеями. Они совершили преступление против патрициев: один изнасиловал дочь какого-то сенатора, другой, повздорив с чьим-то богатым сынком, ударил его и случайно убил.
Мои познания о ядах были невелики и основывались на опыте, который я приобрел в Сиене: укусы ядовитых змей и скорпионов.
Местом проведения теперешнего печального эксперимента была выбрана какая-то кладовая, вырытая в одном из холмов за тенистой сосновой рощей. Осужденные сидели со связанными руками на полу, за каждым из них стоял стражник. Нам предстояло опробовать вино, инжир, вяленое мясо и проверить несколько видов елея.
Первую кружку благородного вина, вроде бы не вызывающего никаких подозрений, я предложил человеку средних лет, который держался очень спокойно и, видимо, совершенно случайно угодил в такой переплет. Печать на кувшине на вид была совершенно целой. На ней было вытеснено «698», таким образом, поскольку сейчас шел 708-й год, вину было десять лет. Я не представлял, как можно было ввести яд в сосуд, который был запечатан так плотно и так давно.
Тем временем другой осужденный разделся до пояса, чтобы опробовать различные сорта елея. При третьей пробе его кожа медленно покраснела. Он в испуге вытаращил глаза, начал стонать и жаловаться. Я приказал смыть отравленный елей вином, но это не помогло, и его увели. Увидев такое, остальные стали отказываться что-либо пробовать, и приходилось заставлять их силой. Однако все оканчивалось благополучно. Выбранный мной осужденный попробовал благородное вино и одобрительно причмокнул:
— Превосходное вино, из тех, что предназначено для царей или сенаторов.