Под знаком ?
Шрифт:
– Ну, кажется, это неподтверждённая теория, гласящая, что в ходе длительной евгенической программы, когда множество поколений подряд в одной генетической линии планомерно поддерживаются желательные черты и отодвигаются нежелательные, последние подспудно «скапливаются» и проявляются в следующих поколениях невзирая на попытки их искоренить. Суть в том, что эволюция – процесс длительный и сложный, а игры биомекаников с её правилами – это просто чих, погрешность, временное явление, так что рецессивные признаки просто так никуда не деваются даже из самых лучших генетических линий и будут проявляться с разной
Закончив, Гай хотел было глубокомысленно сунуть палец в нос, но не успел.
– Заводчики кошек? Разверни тему.
– Зачем?
Из-под птичьей маски донёсся хриплый смешок:
– Я изучаю уровень твоего интеллекта, эх-хем… образец номер три, это тоже важно.
Гай вздохнул.
– У всех породистых кошек есть врождённые генетические болезни, передающиеся от родителей потомству просто как дополнение к чистоте породы. Это неизбежный результат близкородственного скрещивания, через который и создаётся устойчивая порода. Если говорить о божественных нобилях, то им вырождение не грозит, создана большая база высококачественного генофонда в лице миноритета, но это если речь идёт о биологическом здоровье. Другое дело – подлинные божественные гены, дающие нобилям власть над силами природы. Все мёртвые боги доводились друг другу роднёй, а носителей их генов среди людей ничтожно мало, и как бы авгуры ни плели паутину родословных, спасая Сатурновы дары от растворения в человечестве, они никогда не достигнут совершенного результата, и будут появляться такие как я, – образцы, в которые эволюция сбрасывает многое из того, что вы не хотите видеть в результатах своей работы.
– То есть?
– Сборники недугов, бесполезных или вредных мутаций. Ты же это имел в виду, когда задавал свой вопрос, сапиенс вир?
Аврелий из Скопелоса хмыкнул и отбросил банку рыбьего корма, которую едва успел поймать Довесок.
– Разумеется! Что ж, уровень интеллекта весьма высок, особенно при учёте возраста… экх-кхем-м… Впрочем, дети нобилей растут намного быстрее обычных, да и образование имеет огромное значение.
– Мы эквиты, а не нобили.
– Только по социальному статусу, образец номер три, тебе это прекрасно известно. Кто обучал вас с братьями основам священного знания биотека? Фортунатос?
– Да, он любит устраивать длинные лекции раз в год. А отец говорит, что если мы не будем слушать нашего авгура, то он прикажет сечь нас тутовыми прутьями, пока кожа с задниц не сойдёт, а потом проводит опрос. Приходится запоминать. – Гай потёр ягодицу, морщась от нахлынувших воспоминаний.
– Ах-ха-ха, кхэм-м-м! Старый добрый хромоножка Фортунатос, хе-хе. Как превратно плетут Парки свой узор! Знаешь, мы ведь вместе начинали обучение, а после окончания нас разбросало по бесконечной империи. Он осел здесь да так и остался чиновником низкого звена…
– А ты стал софос-енетикос, – улыбку Гая словно мёдом нарисовали, – какой же ты великий молодец, сапиенс вир, могу устроить тебе овации в одном лице!
Авгур постоял молча, словно задумался, а потом издал какой-то нечеловеческий щёлкающий звук, – карлики бросились к Гаю со стремянками и мерными лентами, окружили его, стали измерять, что-то выкрикивать на непонятном языке, – если это вообще язык, – а
– Хм, какая редкость. Тебе известно, что ты совершенно симметричен, образец номер три?
– Теперь – да.
– Удивительно, кхм, ни миллиметра разницы между половинами.
– Я гармоничная личность!
– Ага, разденься и ляг вот на этот стол, гармоничная личность.
– Он холодный!
– Вот и согрей. Кстати, температура?
Один из карликов приложил ладошку к бедру Гая и что-то громко выкрикнул.
– Идеально. А сейчас мы получим самое авторитетное мнение по твоему анализу крови.
Аврелий, переваливаясь, подошёл к тому цилиндру, который тащил на своей спине вчера. Он откинул полусферическую крышку и деликатно постучал жуткими ногтями по металлу:
– Ирука, пора выходить, прелесть моя, ты достаточно отдохнула. Ну же, малышка. Она стесняется мальчиков… кхум-м-кх-хра… такой возраст.
Гай услышал донёсшееся из цилиндра цоканье, какое-то шебаршение, скосил глаза и увидел поднявшееся над краем тело поистине гигантской сколопендры, то есть совершенно огромной хитиновой твари с бесчисленными членистыми конечностями и, внезапно, приятным личиком. В её переднем сегменте, из хитина под длинными сяжками выглянуло лицо юной девушки… ни то девочки лет двенадцати, – не разобрать, – чернобровой, кареглазой, с румянцем на щеках. Косясь на Гая также, как он косится на неё, сколопендра переползла на широченные плечи биопровидца, обвила его огромным таким удавом, прильнула щекой к капюшону.
– Забавный он, правда же, Ирука? Посмотри какой аномальный разброс пигмента, и линия ровно посередине, кхе-кхе. Ну, что там с его анализом крови, всё разобрала?
Химера… хотя, химера ли это? Хомункулус, может быть… но бывают ли они настолько переделанными? Что за чушь, разумеется, они могут быть совершенно любыми, если у биоконструктора хватает фантазии и умения.
Это существо повернуло лицо к Аврелию и что-то совсем тихо зашептало туда, где, вероятно, находится ухо. Он начал смеяться так, будто его одновременно щекочут и душат, а потом кивнул:
– Моя дочь полностью разобрала твой состав крови и… акх-ха… находит уровень сахара и холестерина запредельно высоким. Слышал, что вчера ты начал подготовку к уничтожению всех съестных припасов на острове и неплохо продвинулся…
Гай удивился:
– Ты что, шутить пытаешься, сапиенс вир?
– Кхм! Я… нет…
– А зря, чувство юмора у тебя отменное! – расхохотался мальчик.
– Хм-кхм, что ж, в остальном кровь прекрасна, как и у других образцов. А ещё моя дочь считает, что ты милый.
Химера зашипела и явственно сдавила тело Аврелия многочисленными кольцами, отчего он закряхтел.
– Ты тоже очень мила, Ирука, – сказал Гай. – А она действительно твоя дочь? Твоя кровная дочь?
– Истинно так, образец номер три. Ирука создана с использованием моего генетического материала. Разве же она не прекрасна?
Гай поглядел на сколопендру ещё раз, та взмахнула длинными ресницами и отвела глаза.
– Она-то прекрасна, но ты – настоящий урод, причём, наверное, не только снаружи.