Под знаменами Москвы

Алексеев Юрий Георгиевич

Создание единого Русского государства с центром в Москве оказывает определяющее влияние на все русские земли: феодальные княжества, даже сохраняя формальную независимость, начинают разваливаться изнутри — в них происходит распад старой местной системы феодальных связей, замена ее новой системой связей с главой Русского государства.

* * *

К началу 70-х годов XV в. Москва — большой город, с каменным мостом через Москву-реку. Над массой деревянных домов и церквей возвышаются отдельные каменные и кирпичные постройки в Кремле — не только церковного, но и светского назначения. Столица Руси привлекает все большее внимание Европы.

По итальянским источникам, дипломатические отношения Руси с Италией завязались еще при Василии Темном. К 1450 г. относится первый документ о Руси в миланском архиве. Весной 1461 г. к герцогу Франческо Сфорца прибыл русский посол Николай Рали (Ралев). 11 мая 1461 г. он получил от герцога рекомендательное письмо к папе Пию II, в котором великий князь Василий Васильевич был назван «светлейшим господином повелителем Руси и других земель». Переговоры,

касавшиеся союза против «тюрков», притеснявших Русь (т.е., очевидно, против татар), к успеху не привели, но первый шаг к сближению двух государств был сделан. В 1463 г. Иван III назначил своим «главным монетчиком» некоего Якоба, находившегося в переписке с герцогом Сфорца. Якоб чеканил в Москве золотые монеты и в своих письмах в Милан называл Ивана III «белым императором» (Bianco Imperatori) ³¹ . По другим источникам, известны жившие в Москве в 60-х годах XV в. Джан Баттиста Вольпе, выходец из Виченцы, авантюрист и предприниматель, и его земляк и племянник Антонио Джисларди, обладавший познаниями в инженерном деле ³² . Политические и культурные связи Руси с Западной Европой, в частности с Италией, временами ослабевали до минимума, но в сущности никогда не прерывались полностью.

В 1469 г. в Москву прибывает посольство из Рима: «Февраля 11 прииде из Рима от гардинала Виссариона грек Юрьи именем к великому князю с листом». Получив известие, что «есть в Рыму деспота Аморейского Фомы Ветхословца… дщи его именем Софья, православная христианка», которая «не хочет в латынство», великий князь, «подумав о сем с своим отцем митрополитом Филиппом и с матерью своею и з бояры» ³³ , 20 марта отправил к папе Павлу II и кардиналу Виссариону официальное посольство во главе с Иваном Фрязиным (Дж. Б. Вольпе). Характерно, что для выполнения столь ответственного поручения, требовавшего знания языков, дипломатического ритуала и ориентировки в международных делах при неукоснительном соблюдении интересов своей страны, в распоряжении русского правительства не нашлось соотечественника — Посольского приказа, объединявшего квалифицированных профессионалов, дипломатов и переводчиков, в Москве еще не было. Иван Фрязин успешно выполнил возложенную на него миссию, заключив соглашение с папой о выдаче Зои Палеолог за русского великого князя.

Для того чтобы оценить значение этого факта, нужно вспомнить о двух крупнейших политических событиях предыдущих десятилетий.

6 июля 1439 г. во Флоренции после долгих споров была заключена уния: греческая православная церковь подчинилась римскому папе. Византийский император и константинопольский патриарх пошли на капитуляцию перед папским престолом в надежде обеспечить себе помощь в борьбе с завоевателями — османами, угрожавшими самому существованию империи. Одним из наиболее убежденных и последовательных сторонников унии стал греческий епископ Виссарион — талантливый и красноречивый гуманист-проповедник. Вековая мечта папы о верховенстве во всем христианском мире была, казалось, близка к осуществлению. Но принятие унии вызвало раскол в православной церкви. Русское политическое и церковное руководство категорически отказалось признать власть римского папы. Принявший унию митрополит Исидор был заключен в темницу как вероотступник и с большим трудом бежал из Москвы. Нельзя не отдать должное дальновидности и принципиальности московских властей, великого князя Василия Васильевича и его церковных и политических советников: принятие унии означало бы для Русской земли потерю идеологической и культурной самостоятельности, подчинение духовной власти папы и его эмиссаров. Унию приняли только епископы западных русских земель, находившихся под властью Литвы и Польши: Киевская митрополия отделилась от Московской, которая вышла из подчинения константинопольскому патриарху-униату и стала автокефальной («самоглавенствующей»).

Отказ от собственных вековых идеологических и культурных традиций не спас Византию. 29 мая 1453 г. Константинополь был взят штурмом османами. Под ударами завоевателей с карты Европы исчезло древнейшее государство, последний осколок и носитель античной цивилизации и культуры. Последний император Константин XI Палеолог пал при защите своей столицы, храбро сражаясь, как простой воин. Его брат Фома, деспот (правитель) провинции Морей, вынужден был бежать в Италию, где вскоре умер. В Италии же, на скромной пенсии от римского папы и под опекой кардинала Виссариона, оказались дети Фомы Палеолога — сыновья Андрей и Мануил, а также младшая дочь Зоя (старшая Елена была выдана замуж за сербского короля Лазаря). Проекты выдачи Зои замуж за кипрского короля и за знатного итальянского феодала провалились — женитьба на сироте-бесприданнице не была привлекательной перспективой. Проект «русского брака» папской иждивенки отвечал извечной жажде римского престола расширения сферы своего идеологического влияния, стремления подчинить себе русскую церковь, вовлечь Русское государство в свои политические комбинации, и прежде всего в главную из них — войну с Османской империей ³⁴ .

10 сентября 1471 г. в Москву прибыл папский посол Антон Фрязин (Джисларди), который «царевну, на иконе написану, принесе». Едва ли не впервые Русь в лице своего великого князя получила возможность познакомиться с образцом портретной живописи итальянского Высокого Возрождения. Посол привез также «листы» от папы Павла, «таковы, что послом великого князя волно ходити до Рима… до скончания миру». Дипломатические отношения между Москвой и Римом были фактически установлены. Однако

Джисларди оказался втянутым в сложную дипломатическую интригу: находясь в Венеции, он согласился провезти в Москву под видом частного человека — «гостя» (купца) Тревизана, венецианского посла в Орду, имевшего задачу вести переговоры с Ахматом о венецианско-ордынском союзе против Турции. По словам Московской летописи, Тревизан имел официальную миссию к великому князю: «Бить челом, чтобы пожаловал… велел проводити до царя Ахмата». Однако вместо этого он в первую очередь связался с другим итальянцем — Иваном Фрязиным (Вольпе), «денежником» московским, известным в Италии («знаем тамо»). «Денежник» и посоветовал Тревизану не представляться великому князю и не раскрывать цели своей миссии: «…и могу то яз зделати опроче великого князя и до царя допроводити». В свою очередь и Джисларди представил Тревизана великому князю «князьком венецким, а себе племянником», утаив цель его приезда ³⁵ . Эта дипломатическая авантюра грозила серьезными международными последствиями. Поведение Тревизана и Вольпе показывало, как мало они считались с суверенитетом Русского государства: в этой «варварской» стране, казалось им, все дозволено ловким и предприимчивым чужеземцам.

Второму посольству в Рим предшествовало новое государственное совещание: «Князь великий, обмыслив с отцом своим митрополитом и материю своею… и братиею, и бояры своими» сватовство к иноземной царевне, которому придавалось значение важного политического акта. Для этого были достаточные основания. Ни один московский князь никогда не вступал в брак с иностранкой, если не считать Василия Дмитриевича, женившегося на дочери соседа — Витовта Литовского. Вступление великого князя в такой брак открывало в Москву путь представителям чуждого и малознакомого мира. В условиях церковно-политической изоляции Руси, оказавшейся в полном одиночестве в католическо-униатской Европе, сохранение независимости русской церкви от внешних влияний приобретало особое значение не только в идеологическом, но и в политическом плане. Брак с византийской царевной, воспитанной при католическом папском дворе, был рискованным шагом, своего рода вызовом установившимся на Руси традициям. Он создавал реальную опасность проникновения на Русь враждебных ей католических флюидов, способных подорвать конфессиональное единство страны.

С другой стороны, установление прямых связей с могущественным папским престолом, сохранявшим значение идеологического центра всего западного мира, и вступление в брак хотя и с изгнанной, но все же византийской принцессой, пусть отдаленной, но все же носительницей византийской императорской традиции, привычно привлекательной для средневековой Руси, могли способствовать поднятию международного престижа Русского государства и росту авторитета великокняжеской власти внутри страны.

Такие соображения, по всей вероятности, имели место. Но еще более существенно было другое. Новое государство, образовавшееся на развалинах прежней удельной системы, не могло замыкаться в узком кругу привычных отношений с непосредственными соседями — Литвой, Орденом, Ордой. Проведение сколько-нибудь перспективной активной внешней политики требовало расширения дипломатического кругозора, ориентации в европейских делах. Немаловажное значение могли иметь ознакомление с достижениями западной цивилизации и возможность их использования в интересах нового государственного строительства. Видимо, все эти соображения и побудили великого князя пойти на заключение брака.

6 января 1472 г. русское посольство во главе с тем же Дж. Б. Вольпе — Иваном Фрязиным отправилось в далекий путь «с грамотами… к папе да и ко кардиналу Виссариону». По дороге выяснилось, что нового папу (сменившего умершего Павла, с которым начинались переговоры) зовут не Калист, как считали в Москве, а «Систюсь» (Сикст IV): в Москве еще мало ориентировались в важных событиях международной жизни. Послы, «о том мысливше меж собя», простодушно «преписаша имя» в своих грамотах по-новому ³⁶ .

Поездка от Москвы до Рима заняла больше четырех месяцев. Только 23 мая Вольпе-Фрязин «приде к папе Систюсю и к гардиналу Виссариону» и получил «честь великую» от папы и от братьев невесты, «царевичей» Андрея и Мануила. 20 июня посольство выехало из Рима, везя с собой царевну Софью, которую сопровождали папский легат Антонио Бонумбре и посол ее братьев. Русские послы имели охранные «листы» от папы для проезда по всем странам католического мира. Проехав через Германию, посольство 1 сентября прибыло в Любек, «и рядились тута 8 дней»: организация плавания по Балтийскому морю на ганзейских судах была не простым делом. Только 10 сентября царевна и ее свита «на корабль взошли». После одиннадцатидневного плавания они 21 сентября прибыли в Колывань (Ревель); 1 октября отправились в Юрьев и прибыли туда 6 октября, проехав 180 км за 5 дней. Наконец, 11 октября посольство с будущей великой княгиней достигло Пскова и вступило на Русскую землю ³⁷ . Как видим, рассказ Московской летописи содержит ряд точных дат. Надо полагать, что со времени прибытия в Рим, и особенно во время обратного путешествия, кем-то из послов велся дневник, в котором отмечались основные этапы пути. Этим второе посольство отличалось от первого, о движении которого нам ничего не известно. Возможно, что второе посольство было лучше организовано: в его состав, по-видимому, входило специальное лицо, ведшее соответствующие записи. Во всяком случае, перед нами первое в русской летописи более или менее подробное описание официального путешествия за границу. В этом можно видеть отражение деятельности зарождавшегося особого ведомства для сношений с зарубежными странами — будущего Посольского приказа.