Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель)
Шрифт:
Вместе с ним исчезла и невидимая преграда. Конан мгновенно прыгнул вперед, занеся меч для сокрушительного удара, но врага уже и след простыл. Со страшной бранью киммериец ринулся в коридор, но и тот оказался пустым. Конан прислушался, но шагов нигде не было слышно.
Он постоял, встряхнул гривой, словно пытаясь отделаться от наваждения, и наконец, вернулся в гостиную. Декситус стоял на страже у двери, Альцина прижалась к стенке, а Нумедидес сидел на своем троне, все еще прижимая к царапине грязный платок. Конан направился прямиком к нему.
— Назад,
Конан протянул руку. Мускулы бугрились, как корни вековых сосен. Варвар сгреб короля за ворот и одним рывком поставил на ноги.
— Ты хочешь сказать, — прорычал северянин, — что ты здесь был королем? Что еще?! Говори перед смертью!
Монарх забился в лапе варвара, словно жалкий фитиль в гаснущей свечке. Слезы потекли по дряблому, жирному лицу, смешиваясь с сочившейся еще кровью. Он опустился на колени и забормотал:
— Не убивай меня, добрый Конан! Я, конечно, сделал немало ошибок, но я хотел Аквилонии только добра. Не надо, не отправляй меня туда, откуда нет возврата. Ты же не можешь убить старого безоружного человека.
В гневе Конан швырнул Нумедидеса на пол. Вытер меч о край платья поверженного властелина, вложил в ножны. Повернувшись на каблуках, он сказал:
— Я не воюю со свиньями. Посадите куда-нибудь это ничтожество, пока не найдется для него подходящего места рядом с безумными и бесноватыми.
Он двинулся было к дверям, но вдруг уловил за спиной молниеносное движение, услышал вздох Декситуса, метнувшегося предупредить друга об опасности. Нумедидес заметил на ковре отравленный кинжал Альцины и бросился вперед в отчаянной попытке всадить клинок в спину ненавистного варвара.
Конан развернулся, поймал левой рукой державшее кинжал запястье. Правой сдавил королю горло и уложил у подножия трона. Напрасно силился Нумедидес оторвать от себя руку гиганта. Потом забил ногами и захрипел.
Железные пальцы Конана все сильнее сжимали жирную шею. Глаза короля закатились. Рот раскрылся, но теперь уже беззвучно. Все страшнее стискивалось неумолимое кольцо, и наконец, стоявшие в зале услышали слабый треск. В уголке рта у Нумедидеса появилась еще одна капелька крови. Лицо посинело, руки разжались и упали. Отравленный кинжал звякнул об пол и отскочил в угол.
Конан не отпускал горло, пока жизнь не оставила короля. Наконец он разжал пальцы, и тело с глухим стуком плюхнулось на пол неряшливой грудой.
В коридоре послышался топот ног, бряцанье доспехов, и Конан мгновенно, переведя дыхание, выхватил меч из ножен. Но в дверях показались его же люди, которые после небольшой драки со стражниками рыскали по бесконечным рядам покоев в поисках предводителя. Солдаты, подтягиваясь к дверям один за другим, немедленно умолкали при виде киммерийца, который стоял, широко расставив ноги, с мечом в руке возле Аквилонского трона, и в глазах его сверкало торжество.
О
— Ну? — спросил он. — Как?
Ответил ему Декситус:
— Будь здрав, Конан, король Аквилонии.
Солдаты закричали в восторге. Под конец даже прятавшийся за троном и смотревший на все круглыми, как у совы, глазами паж присоединился к общему веселью.
Альцина оторвалась от своего угла и, двигаясь с восхитительной грацией, которая и пленила Конана в Мессантии, порхнула к трону и изящно опустилась на колени.
— О Конан! — вскричала она. — Я всегда любила только тебя. Но, увы, мерзкий чародей околдовал меня. Он заставил меня служить себе. Прости — и я всю жизнь буду твоей преданной рабой!
Конан хмуро взглянул на танцовщицу, и голос его прокатился под сводами дворца подобно грому:
— Только дурак и позволил бы убийце ждать удобного момента где-нибудь неподалеку. Будь ты мужчиной, я бы тебя отправил в преисподнюю прямо сейчас же. Но с бабами я не воюю. Так что убирайся. И запомни: если, начиная с этой ночи, тебя увидят где-нибудь неподалеку, клянусь, ты расстанешься со своей прелестной головкой. Элатус, отведи ее на конюшни, пусть ей оседлают лошадь, и отправь за городские ворота.
Альцина вышла. Лица ее при этом не было видно: его скрывало облако черных волос. У дверей она повернулась — по щекам у нее текли слезы. Наконец Альцина ушла.
Конан пнул ногой труп Нумедидеса:
— Насадить голову этого ублюдка на копье и пронести по всему городу, после чего отправить к Ульрику Раманскому. Пусть знает, что его армия теперь служит новому королю.
Какой-то солдат протолкался поближе к киммерийцу.
— Господин! — крикнул он.
— Ну.
Глаза у солдата от натуги и спешки округлились, как пуговицы на мундире. Он едва перевел дыхание.
— Ты поставил нас с Кадмусом охранять дворцовые ворота. Ну так вот! Мы услышали стук копыт и скрип экипажа, но никакой лошади и никакой кареты не было видно. Потом Кадмус показал рукой, и я увидел, как от конюшен в нашу сторону метнулась странная тень, вроде бы как экипаж проехал. Но только тень, а больше ничего!
— И что вы сделали?
— Сделали? А что мы могли сделать? Тень проскользнула в ворота и исчезла. А я побежал рассказывать тебе.
— Не сомневаюсь, это королевский колдун и его слуга, — сказал Конан замершим от изумления воинам. — Пусть убираются. Этот мошенник говорил, что хочет теперь отправиться в дальние страны. Значит, для нас он больше не опасен. — И, повернувшись к Декситусу, киммериец добавил: — Завтра утром нам нужно будет назначить новых сановников. Я хочу, чтобы ты стал канцлером.