Подаренная ему
Шрифт:
— Теперь куда? — остановившись, подняла на Алекса взгляд, и он кивком указал мне в сторону.
Обернувшись, я увидела что-то вроде уличного кафе — барная стойка под навесом и несколько столиков неподалёку. Приподняла бровь, ожидая пояснений, но Алекс только подмигнул мне и, взяв за руку, повёл в указанном направлении. Я ожидала, что он возьмет нам по коктейлю, а после мы продолжим так называемую прогулку, но вместо этого Алекс перекинулся несколькими словами с барменом, и тот, одарив меня заинтересованным взглядом, улыбнулся. Тёмно-карие глаза его задорно блеснули, и блеск этот вызвал у меня
— Если ты не… — начала было я, попытавшись выдернуть руку, но Алекс мигом заставил меня замолчать.
Посмотрел чуть пренебрежительно и спокойно спросил:
— Что «ты»?
— Ничего, — процедила я и поджала губы.
Тем временем бармен поставил на стойку бутылку минералки и, наклонившись, достал два шлема. Оба чёрные, только на одном — нарисованные языки пламени, а на другом — серебристый узор из переплетённых лент.
— Спасибо, — поблагодарил Алекс на испанском и, забрав всё, повёл меня дальше.
Не прошло и минуты, как взгляду моему предстало два стоящих в тени тента мотоцикла. Один — огромный, тяжёлый, второй поменьше. На этот раз руку из хватки Алекса я всё-таки выдернула и, подойдя к байкам, провела ладонью по кожаному сиденью того, что был больше. Посмотрела на второй, потом на Алекса.
— Я же обещал тебе карету, — протянул он мне шлем с серебристым рисунком.
— Вообще-то, ты обещал мне тыкву.
На щеке его появилась ямочка. Достав из кармана ключи, он отдал один из них мне, но прежде, чем окончательно выпустить из пальцев, очень серьёзно предупредил:
— Не делай глупостей, Стэлла.
— А если сделаю? — с вызовом спросила я. — Карета превратится в тыкву?
— Нет. — Он качнул головой и прикоснулся пальцами к моему лицу. Обрисовал скулу и убрал руку. — Не превратится. Но это не в твоих интересах. Не стоит играть со мной в игры.
Фыркнув, я отвернулась и надела шлем. Как будто я ещё сама не поняла, что не стоит!
19.2
Байк ревел подо мной: мощный, похожий на сильного зверя, и мне нравилось укрощать его. Нравилось чувствовать, как он подчиняется моим движениям, моей воле, нравилось сливаться с ним в единое целое. Алекс действительно брал только самое лучшее… Я видела его, мчащегося рядом. Порой он отставал от меня, порой, напротив, вырывался вперёд, и тогда рёв его Харлея становился громче. Встречные порывы тёплого воздуха ласкали кожу, и я чувствовала себя счастливой. Счастливой и, вопреки всему, свободной.
Газ до упора, поворот, и вот уже мы несёмся рядом, он — на считанные сантиметры впереди. Кровь забурлила адреналином, внутри меня разгорелось пламя. Я тоже любила игры. Игры, в которые умела играть. Выжав газ, я обогнала Алекса и продемонстрировала ему средний палец с поблёскивающим бриллиантами колечком. Пригнулась и, крепко сжав руль, рванула вперёд. Да, я тоже умею играть. И сдаваться я не привыкла, так что не стоит думать, что победа дастся так легко.
Некоторое время мы продолжали нашу негласную гонку. Только мы двое и дорога, тянущаяся вдоль побережья… Наконец Алекс, сбросив скорость, кивком указал мне в сторону моря, и я сложила пальцы в согласном жесте, показывая ему, что поняла. Проехав ещё немного, мы остановились, и он,
— Не хотел бы я быть твоим соперником в каком-нибудь нелегальном заезде, — проговорил Алекс, так же, как и я, глядя на солнце, а после перевёл взгляд на меня.
Я улыбнулась. Разгорячённая, с наслаждением подставила лицо ветерку.
— А ты часто участвуешь в нелегальных заездах?
— Раньше случалось.
Хмыкнув, я сошла с дороги. Ноги тонули в белом песке, шум воды с каждым шагом становился всё громче. Засмотрелась на бирюзу. Море… Оно оказалось ещё прекраснее, чем я представляла его, прекраснее, чем рисовал его для меня Мигель в своих рассказах. Согретое лучами уходящего солнца, оно переливалось и было поистине величественным.
— Ты толком не умеешь писать, но знаешь испанский… — донёсся до меня голос подошедшего Алекса. — Тебе не кажется это странным?
Я продолжала смотреть на рыжее с багряным оттенком солнце. Пальцы мои чуть сильнее сжали ремешок шлема, но вряд ли Алекс заметил это. Конечно же, он понял. Я бы могла рассказать ему… Могла бы рассказать про Мигеля, про мёртвую девочку со светлыми волосами, про хлещущий в лицо дождь и грязь под босыми ногами, про тепло костра в заброшенном лагере, про… Но я ничего не сказала. Ничего из того, что, наверное, действительно хотела бы сказать. Вместо этого я лишь сильнее прищурилась и негромко ответила:
— Возможно.
На какое-то время между нами воцарилась тишина. Ветер принёс с собой свежий запах моря, крик чаек усилился и следом вовсе затих. Мысленно я вернулась назад. В маленькую комнату с постеленными прямо на полу одеялами, в другую, с грубым обеденным столом и несколькими разболтанными стульями, в холодные вечера. Прошлась по коридору до входной двери и села в машину, столько раз увозящую меня навстречу с моей придуманной реальностью, тёплыми странами и разноцветными мозаичными стёклами.
— Знаешь… там, где я росла, умение писать было не в цене, — сказала я негромко.
— Значит, писать ты в самом деле не умеешь, — заключил Алекс. Я промолчала. — А читать?
— Немного.
Не знаю, о чём думал он, я же просто смотрела на воду, не чувствуя при этом ничего из того, что, наверное, должна была чувствовать: ни стыда, ни неловкости. Могла ли я научиться читать в тех условиях? Возможно, могла. Думала ли я об этом? Вряд ли… В той убогой комнате меня куда больше интересовало, достанется ли мне кусок хлеба, и чем закончится очередной день. И ещё: чем закончится очередная ночь…
— Тот человек… Дик. Я никогда не слышал про него. Ты выросла в нашем городе?
— Нет, — качнула я головой. — В Грате.
— В Грате… — очень тихо и задумчиво повторил Алекс и замолчал.
Между нами снова воцарилась тишина. Положив шлем на песок, я развязала шнурки на кедах и, разувшись, подошла к воде. Ступила в пенящуюся волну и тут же почувствовала, как вода облизывает мои стопы. К горлу подступил ком, уголки глаз защипало. Море целовало ноги, и я понимала — прекрасней этого нет ничего.