Подари мне эту ночь
Шрифт:
Адди была слишком зла и униженна, чтобы произнести хоть слово. Пока она стояла там, она чувствовала себя в ловушке, загнанной в угол, и она могла либо вырваться на свободу, либо задохнуться от чувства собственной беспомощности. Преодолев расстояние до входной двери за один шаг, она дернула ручку и побежала к заднему выходу. Наружи было темно, полумрак теней обещал ей спасение и надежное убежище.
Бен посмотрел на Рассела, его зеленые глаза ничего не выражали.
— Ты хочешь что-то сказать? – пылко настаивал Рассел. – Она моя дочь, чтоб тебя черти взяли.
— Ты зам знаешь ответ, — сказал Бен, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Держись от нее подальше. Дай ей в одиночестве зализать свои раны. Я не хочу, чтобы вы сочувствовали друг другу за моей спиной. И у меня может возникнуть непреодолимое желание уволить тебя, если ты примешь ее сторону против меня!
Бен приподнял брови, медленно повернул голову и посмотрел прямо на Рассела. Они оба знали, что Бен совершенно равнодушен к вспышкам его характера.
— Я уеду, стоит тебе только сказать, Расс.
Рассел приглушенно выругался, пока Бен выходил, чтобы последовать за Адди.
Она забилась под навес сарая, прижавшись спиной к грубым деревянным доскам, и горько плакала. Никогда ранее она не чувствовала себя такой беспомощной и одинокой. Если бы только она могла где-нибудь укрыться, найти хотя бы временное убежище. Если бы только она могла уснуть и услышать Лиа, когда она проснется… ее Лиа, а не ту маленькую девочку!
Ей была невыносима сама мысль о том, что она приговорена остаться в этом месте навсегда. Но не менее ужасно было представить свое возвращение туда, где ее никто не ждал. Что же делать? Она соображала, как поступить, прижимаясь своей щекой к стенке сарая и плача все безутешнее. Она услышала, как кто-то сказал ей прямо в ухо, голос был полон сочувствия:
— Ну не так все плохо, милая.
Повернувшись, она устремила свой взгляд на Бена, а лунный свет посеребрил дорожки от слез на ее щеках. Ты не знаешь, насколько все это ужасно – хотелось ей сказать, но она промолчала. Он был совсем рядом с ней, они почти соприкасались, его мощное тело отбрасывало внушительную тень. Казалось, земля пошатнулась под ее ногами, когда она слепо потянулась к нему, а он притянул ее еще ближе, как будто взял ее под свою защиту. Ее голова упала ему на плечо, и она с облегчением разрыдалась. Она не осознавала свою реакцию на тепло и надежность его рук, однако нежность его прикосновения теплым вином разлилась внутри нее. Было ли это на самом деле, или только фантазия, каждый момент их близости был бесценен: жар его тела, его запах, трение его небритого подбородка об ее висок. Через некоторое время, она попыталась объясниться, чувствуя, что он сможет ее понять:
— Я не могу в…в…выносить, ког…гда мне ука…а…азывают, ч…что делать… я хочу бежа…а…ать… но ведь не…е…екуда!!!
— Я знаю, я знаю, — он гладил ее по волосам, пропуская их теплый щелк между пальцами.
Дрожь, с которой она отозвалась на прикосновение, поведал ему о некоторых секретах, которые болью отзывались в ее сердце. Если бы только она могла. Ей так хотелось быть ближе к нему, но это не могло стереть из ее памяти все, что
— Несколько мгновений я чувствовала, что ненавижу его, — сказала она через минуту, ее голос дрожал.
— Ты и все остальные жители нашего округа, — тихо отозвался Бен. – Он не очень-то заботится о своей популярности в последнее время.
— Он хочет, чтобы я стала похожа на маму и Каро.
— Нет. Он не хочет, чтобы ты изменилась, не имеет значения, что он там тебе наговорил. Он чертовки гордится тобой, Адди. Ты ведь единственная здесь, кто не позволяет ему собой вертеть.
— Кроме тебя.
— Это потому, что мне не нравится другой вариант развития событий.
Она коротко вздохнула.
— Я чувствовала, как земля уходит у меня из-под ног, когда стояла в этой кухне. Особенно когда…
— Он просто пришел в бешенство. Ты знаешь не хуже меня, что произойдет, если ему показать красную тряпку, когда он в настроении противоречить всему миру.
— Мне не следовало плакать перед ним, — прошептала Адди и почувствовала покалывание в глазах. – За это я ненавижу себя даже больше чем отца.
— Не стоит.
— Своим поведением я доказала, что он прав.
— Адди…
Он приподнял ее лицо, прижатое к его шее, и всмотрелся в ее покрасневшие глаза.
— Прекрати сейчас же. Это ничего не доказывает. Никому не понравится, если его гордость будут втаптывать в грязь таким образом, особенно при посторонних. Некоторые мужчины тоже бы расплакались. — Он остановился на мгновение, нежно водя пальцем по ее щеке до виска. — Я, например, во время нашей последней встречи с отцом.
— Ты??? – в замешательстве спросила она. – Почему? Вы поспорили? Или…
— Как обычно. Нам никогда не удавалось нормально поговорить. Спорить стало привычкой. Таким образом мы показывали, что нам чихать друг на друга. За последний год учебы в университете я ни разу с ним не встретился. Мне было сказано держаться от него подальше. Я был вреден для его здоровья. После выпускного я нанес ему визит, чтобы разрешить наши противоречия и сказать, что собираюсь уехать в Техас. И понял, после того, как посвятил его в свои планы, что они его ни мало не заботят. Без—раз—ли—чи—е… Да, это ранит сильнее чем ненависть. Поэтому я и разрыдался. Прямо перед ним. Я возненавидел себя за это.
— До сих пор ненавидишь?
— Нет. Но Господь свидетель, никогда не смогу себе это простить.
Бен послал Адди широкую улыбку, его белые зубы блеснули в темноте. Он выглядел таким неуязвимым, что было сложно представить, будто Бена заботит, что другие о нем думают. И она просто не могла поверить, что он плачет перед кем-то. Зачем он поделился этим с Адди? Просто, чтобы поддержать ее? Помочь справиться ей со своим стыдом?
— Бен, — проговорила она осторожно, ее сердце забилось быстрее, — Иногда ты просто душка.