Подарок девушки по вызову
Шрифт:
Дима откусил кусок груши, разжевал его и только после этого продолжал:
— Ну, сначала я пошел чистить сортир. А пистолет завернул в тряпочку и сунул за ремень. Вот. Только начал чистить, как этот пистолет проклятый выпал у меня из-за ремня и прямо в очко — бултых, и с концами!
Илья отрывисто захохотал, Фокин промычал что-то невнятное, мутно глядя поверх головы рассказчика.
— Ну что, думаю, Гитлер капут, — входя в раж, продолжал Дима, — старшина меня самого теперь пустит на солярку, в которой он этот пистолет измазал. Что делать? Ну, думаю, придется
Вот. Полез я, значит, туда и начал там рыться.., нету и нету. А потом вдруг нащупал и вытащил. Ну, думаю, хорошо, можно выходить. А в этот момент какой-то узкоглазый засранец…
Теперь уже засмеялся не один Илья.
— ..приспичило ему, что ли, козлу. Тут, понимаешь, разгибаешься, хочешь вылезти из этого ватерклозета, прости господи, а над тобой эта задница торчит, да еще…
Владимир, до этого державший себя весьма сдержанно, фыркнул.
— Ждал я, ждал, пока этот паразит там удосужится свое дело сделать, а потом не вытерпел, да как дам ему по заднице! Он подскочил на полметра, глянул вниз, да как заорет! И хлоп носом в пол.
— Идиот, — пробормотал Илья.
— Сортирный террор, — усмехнувшись, сказал Влад, из всех присутствующих с наибольшим скептицизмом выслушавший рассказ незадачливого «ассенизатора».
— Террор не террор, а у этого Исламгуриева…
Хаждимкулиева.., или как там его звали.., в общем, инфаркт. И насмерть. Оказывается, сердце у него слабое, да еще, по слухам, нервишки не в норме. И чего его в армию брали? Ну, меня под суд. Еле отвязался, да и то, наверное, только потому, что полковник, которому про мое, значит, преступление доложили, смеялся до слез, аж икать начал. В другую часть перевели.., сволочи.
Последние слова Кропотин договаривал уже под общий хохот собравшихся. Хотя его собственные губы кривила совсем иная — далеко не веселая — блуждающая саркастическая улыбка…
— Половина двенадцатого, — пробормотал Фокин, — что бы этакое учинить? Проституток, что ли, заказать?
При последней фразе Кропотин оживился и поднял голову.
— Что? — спросил он.
— Двести или двести пятьдесят рублей в час на двоих, — задумчиво протянул отец Велимир. — Ну что, Диман, ты после армии должен, так сказать, на «ура»…
— Да я-то всегда «за», — протянул тот, расширенными глазами глядя на пастыря. В самом деле, несложно понять чувства великого очистителя сортиров и грозы страдающих запорами узбеков. Два года самыми женскими среди окружающих его объектов неотвязного внимания были швабра, винтовка и материализовавшийся в удар сапогом вопль старшины: «Ты, козел! Как отжимаешься, шалава, бля?»
И вот теперь он пришел домой, увидел по-настоящему красивых девушек… Быть может, в его умиротворенном алкоголем экзальтированном мозгу всплыла надежда на самое приятное завершение сегодняшнего вечера, но не тут-то было. Одна напилась до полного коматоза, а вторая и вовсе ушла. Кстати, это была Наташами ушла она с Владом Свиридовым.
Да она, по всей видимости, и раньше находилась с ним в близких отношениях, несмотря на то,
Тем временем Фокин снял телефонную трубку.
— Куда звонить.., собрался? — нервно спросил Дима.
— В «Антонеллу».
— Куда?
— В любимое блядское агентство господина Свиридова-старшего и его нового начальника Мамуки Шалвовича Церетели. Они его зовут Шалавович.
Верное прозвище, между прочим.
— Церетели? — тупо спросил Кропотин. — Это скульптор, что ли?
— Скульптор, е-мое! — отозвался Фокин, — Микеланджело Буонарроти в шкуре шефа алкогольной конторы.., кстати, крупнейшей в городе. Напраслину глаголишь, сын мой. Между прочим, эта «Антонелла» — очень дорогое агентство, девушки там наглухо.., сплошь и рядом бывшие фотомодели. Просто там прихват у Влада через его шефа Церетели.
Фокин разговаривал не больше одной минуты — короткими, четкими фразами, что обычно не было ему свойственно. Вероятно, на том конце трубки и вправду сидели серьезные люди.
Единственное слово, которое ясно услышал уткнувшийся в подушку Дима, было: Валерия. Вероятно, имя девушки.
…Она пришла к тому времени, когда отчего-то разнервничавшийся Фокин успел надраться до самых что ни на есть богохульственных зеленых чертиков. Кропотину пришлось самому открывать дверь, чтобы пропустить в прихожую гоблиновидного молодца, который безуспешно пытался говорить с растерявшимся заказчиком тоном делового и достаточно интеллигентного человека. После того как в его речи раза два или три проскользнуло «бля», а потом он посмотрел на обалдевшего при виде спокойно стоявшей в углу Валерии Кропотина и машинально брякнул: «Ну че типа за фуйня, мы дело говорим или на телок пялимся?», молодой человек из фирмы «Антонелла» окончательно убедился, что красноречие — не его конек, молча принял от Димы приготовленные Фокиным деньги и вышел, предупредив, когда вернется за девушкой.
— Ну что смотришь? — сказала она и, бесцеремонно взяв вздрогнувшего Кропотина за руку, едва ли не втащила в опустевшую гостиную, посреди которой стоял стол с опорожненными бутылками водки, вина, коньяка и шампанского, блюдами с недоеденными закусками и хрустальными вазочками, в которых эпизодически встречались различные фрукты, некоторые — уже надкусанные или вовсе наполовину или почти полностью съеденные. — А где Влад или Илья?
— Влад? — переспросил он.
— Ну Свиридов, господи! — воскликнула она.
Только в гостиной он как следует разглядел девушку, которую вызвал из агентства досуга ныне мирно храпящий отец Велимир. В своей жизни Дима видел не так уж много девушек, и большинство из них не могло идти ни в какое сравнение с этой представительницей первой древнейшей профессии.
Нельзя сказать, что она была уж очень красива в общепринятом смысле этого слова. Но ее фигура была безупречна, отличающиеся некоторой не правильностью черты лица носили отпечаток болезненной рассеянности, а полуоткрытые губы, вызывающе накрашенные и словно бы непререкаемо и откровенно развратные, тем не менее не портили этого лица обидной и дешевой вульгарностью.