Подарок для босса. С Новым ГАДом!
Шрифт:
– Еще раз притронетесь ко мне…
Бабах!
Крышечка с моей случайной подачи летит в глаз Богданова. Он отшатывается и в зале воцаряется тишина. Гробовая.
Блестящее конфетти оседает на его густой бороде и воротнике…
ГЛАВА 2
Босс закрывает подбитый глаз рукой, а вторым призывает шторм. Я за пару маленьких шажков увеличиваю расстояние между нами и прикидываю план побега.
– Минина! – голосит Богданов. – Мне теперь в пору в Джека Воробья переодеваться!
–
– Упс?!
Испарина на лбу Богданова скачет по морщинам, которые он создает суровым взглядом. Господи…гореть мне на адской сковородке.
– У меня запись новогоднего поздравления со дня на день, фуршет с коллегами с других телекомпаний, как, по–твоему, я теперь должен это все провернуть с видом алкаша первого января?
– П–п–п–простите, Родион Сергеевич…я правда, не нарочно.
– А по мне, так целилась в яблочко.
Брянская вальсирует к нам со световым обручем на шее и улыбается нездоровой завистливой улыбкой.
– Родь, потанцуем?
Родион растирает и растирает глаз, а я шмыгаю в узкий коридорчик из потных людей и молюсь о том, чтобы Брянская помогла ему забыть случившийся конфуз.
Конфуз.
Скорее большущая оплошность. Не хочу даже думать о предстоящем наказании. А оно непременно будет. Я подбила рябчика, а он на самом деле гордый орел. Очень гордый и очень орел.
– Минина, эй, Минина! – знакомый голос. Мышиные нотки, плюс гнусавость. Куропаткина. Сомнений нет.
Я верчусь на пятках, прижав к груди руки и с милейшим выражением лица, заостряю на ней взгляд.
– Ирина Юрьевна. Вы уже прилетели?
Главный редактор в привычном образе. Брючный костюм, белая блузка и косая челка, закрывающая пол лица, будто под ней гигантский шрам. Оставленный одной из обиженный стажерок.
– Три часа назад. Но меня никто не встретил. Я добиралась на перекладных. Пришлось вспомнить пару крепких словечек, чтобы вразумить местного водителя такси.
Да вы, Ирина Юрьевна ходячий словарь забористых фраз. Не скромничайте.
– Ох, я закрутилась, завертелась и забыла. Могу я как–то загладить свою вину?
Главная героиня «Служебного романа» насупливает брови. Да, ей бы не помешал Новосельцев. Явно у женщины проблемы в личной жизни. Всегда солдат в наряде.
– Не показывайся на глаза и все будет замечательно.
– Приятного вечера.
Я выдавливаю любезность и прохожу мимо нее.
– Виолетта?
Оборачиваюсь на ее призыв.
– Я бы хотела провести собеседование на должность ведущей прогноза погоды. Мало ли, вдруг найдутся кандидатки среди наших. Можешь узнать, свободен ли конференц–зал?
– Да, конечно, – поднимается температура, кожа покрывается волдырями, – что–то еще, Ирина Юрьевна?
– Скажи оператору Максимову, пусть держит себя в руках. Он мне будет нужен. Каникулы каникулами, а работу никто не отменял. Хотя, Богданову, кажется, безразлична наша внутренняя кухня, главное
– Хорошо. Всем всё передам.
Куропаткина поправляет подплечники на пиджаке и проходит в шумный зал. Скорее бы сбросить отяжелевшую за секунды шубу, принять душ и лечь в кровать. Всем вокруг весело, только мне одной хочется зарыться в снег и не вылезать до весны. Может, тогда я перестану мечтать об огромной студии с зеленым полотном, в которой рождается магия?
***
В три часа ночи я просыпаюсь от галдежа за окном. Смех, свист петард, звон стекла. Дергаю угол одеяла и крепко–крепко зажмуриваюсь. Не помогает. В меня будто заливается расплавленная ненависть и, наполнив до краёв, не дает успокоиться. Со всей дури машу рукой, откидывая набитый синтепоном кусок ткани и встаю. До окна метра полтора. Хватаюсь за раму, тяну вверх и высовываюсь наружу. Брянская, Максимов и о, удивление, Ирина Юрьевна разговаривают, не жалея обидных словечек.
– Да никто из них не пройдет кастинг, Ир, никто. Шумская тупа, как пустая бочка, Винилова только с декрета вышла, куда ей. А Масько и Разина, увы, умом не блещут. Наговорят еще в кадре глупостей.
Оля явно не в том состоянии. Едва держится на шпильках. На километры ни души, только бесконечная белая пустыня, но она в сапожках тысяч за десять . Не изменяет себе.
– О, а помните, эта, как там ее, – Максимов икает, – Снежана Ломакина ляпнула о сезоне дождей в Подмосковье? И каких–то кометах?
Они смеются. Хихикают по–детски.
– Минина? – Куропаткина собирает снег с перил и лепит снежок.
Я чуть не вываливаюсь в сугроб со второго этажа, услышав свое имя. Любопытство меня убьет.
– Она ничего, но уж больно суетливая. – Вот ведь мигера Олька!
– Зато не спит на ходу. – Неожиданность от Максимова ласкает уши.
– Нет, не медийная она личность и закалки серьезной нет. – Резюмирует Ирина Юрьевна и попадает снежком в ближайшее дерево. С веток осыпается иней. Я фыркаю и возвращаюсь в комнату. Плечи холодные, щеки красные. Мороз градусов двадцать пять. Утром еще ниже будет.
Ото сна не остается и следа.
Расхаживаю от стены к стене, постукивая по подбородку. Я обязана рискнуть. Хватит сидеть на должности «девочки на побегушках». У меня есть образование, есть знания и опыт моих предшественниц. Я справлюсь. Осилит дорогу идущий. А я иду, сбивая камни с пути.
Стук. Потом снова. Потом двойной стук и царапанье. Ночные гости? Никого не жду.
– Минина, открывай, я знаю, что ты не спишь, видел тебя в окне.
Богданов обивает мой порог. Все интереснее и интереснее.
– Идите спать, Родион Сергеевич.
– Нам нужно поговорить. Обо мне и Брянской.
– В три часа ночи? – уже полушепотом у двери спрашиваю я.
– Я давно не обращаю внимание на время. Открывай.
– Уходите. Завтра у нас день на горнолыжном склоне. Там и поговорим.