Подарок инкассатору
Шрифт:
— Вообще класс, Шуба!!! Как тебе это удается?
— Терпение и труд, сам понимаешь, — многозначительно изрек Серега. — Зато устал, можно сказать, вусмерть. Особенно спина, ну и пальцы, конечно же.
— Не переживай, Шуба, я твою усталость компенсирую. По-взрослому компенсирую. Говоришь, сделаешь охотников к субботе?
— Если ничего глобального не произойдет… И если кое-кто не будет отнимать у скульптора драгоценное время…
— Понял. Ретируюсь. Ты вообще сам-то как? Господин Новиков жить не мешает?
— Новиков? Это еще кто?
— Артур Арутюнянович
— А-а… бильярдный шар. Почему Арутянович?
— Арутюнянович. Отчество такое. Отца Арутюняном звали.
— Почему — звали? Умер?
— Не знаю.
— Отстал от меня Арутюнянович. Видать, нашел своего исчезнувшего совладельца, — как можно равнодушней пожал плечами Серега. И поинтересовался, словно бы невзначай:
— Ну, а ты как? Сны, где секс на лыжах больше не мучают?
— Нет, лыжи не снятся, — отмахнулся Клюев. — Правда, сама лыжница сегодня приснилась. Будто мы с ней в каком-то незнакомо месте… Ай, ладно, черт с ним, с этим сном. Кстати, Шуба, покажи-ка мне еще разок ту самую композицию. Очень интересно…
— Увы, — не дал договорить приятелю Серега. — Нет больше «Лыжной прогулочки».
— Как нет?
— Да, понимаешь, — вздохнул Серега. — Уронил я ее на пол в алкогольном опьянении. И как назло, головами фигурок вниз уронил. Головы, конечно, сплющились — сам понимаешь, пластилин. А я, дурак, вместо того, чтобы отложить композицию в сторонку и потом, по-трезвому головы восстановить, с расстройства смял всю прогулочку в один большой комок.
— Жаль! Беречь свои творения надо…
— Издержки производства, Борисыч, — вновь вздохнул Серега.
— Как жаль, — кажется, Клюев по-настоящему расстроился…
Пластилиновые Боярин, Фуфел и Пан Зюзя ожили. Но в первые минуты оживления не обратили никакого внимания на своего создателя. Каждому важнее было аккуратно наполнить из своей бутылки граненый стакан соседа ровно до каемки, чтобы тот, с такой же точностью тоже наполнил стакан своего соседа, а его сосед, соответственно, не обделил бы тебя.
Новоиспеченные живчики добросовестно с задачей справились, а затем, как по команде, опорожнили стаканы залпом. После чего так же дружно принялись хлопать себя по карманам, видимо, в поисках закуски. И лишь когда выяснилось, что ни у кого нет хотя бы одной конфетки на троих, соизволили посмотреть по сторонам и обратить взоры вверх, на скульптора.
— Привет, бояре! Желаете запить, закусить? Спокойно, спокойно, можете не разоряться, я все равно вас не слышу. Заткнись, Зюзя! Да понял я, чего хотите, понял. Минуточку…
Серега привычно и очень быстро слепил три пивные бутылки, но, вспомнив, что Лисавин никогда водку пивом не запивал, предпочитая какую-нибудь «цветную» жидкость, слепил «полуторалитровую» баклажку, доверху наполненную ядовито-желтым, подразумевая, что это фанта. Перенеся пинцетом свои творения на край плота, чихнул.
— Еще минуточку внимания! Смотрите, — Серега ткнул пинцетом одну из трех бутылок, она упала с плота на стол и тут же исчезла. — Понятно,
Как он и предполагал, Пан Зюзя раньше собутыльников схватил баклажку с фантой и жадно присосался к горлышку. Глядя на него, Боярин и Фуфел принялись за пиво, но пили с опаской, не торопясь.
— Не нервничайте, — добродушно сказал Серега. — Вы появились сейчас и в этом месте, исключительно благодаря моим способностям. Я слепил вас из пластилина, скопировал со знакомых людей — коллег по инкассации, после чего оживил. Ваши прототипы, чью подноготную вы прекрасно знаете, продолжают жить своей жизнью, и не имеют о вашем существовании ни малейшего представления. Вы будете лишь являться им во снах и то только, если они уснут в трезвом виде, что случается не часто. Правда?
Новоиспеченные живчики прекратили пить и, задрав головы, внимали своему создателю. А Серега говорил и машинально лепил для них еду, — какую попроще: хлеб, колбасу, соленые огурцы…
— Обо мне вы тоже кое-что знаете и через некоторое время сможете даже общаться с такой же моей ожившей пластилиновой копией. Да-да, вскоре этот плот, который, упаси вас господи сейчас покинуть, будет причален к большой земле, под названием «Застолье», где прекрасно существует целое общество таких же живчиков. И вы в это общество вольетесь.
Кстати, сразу уясните себе. Как бы я в жизни ни относился к заместителю начальника инкассации Вячеславу Васильевичу Лисавину, то есть, к тебе, Пан Зюзя, а так же, к тебе, Фуфел, и к тебе, Боярин, здесь, в Застолье вы все для меня, так сказать «детишки». Поэтому для начала держите такую вот простенькую закуску.
С этими словами Серега аккуратно перенес пинцетом на плот только что слепленное и чихнул…
Увидев своего постоянного напарника Боярина, курившего у входа в здание банка, Серега запоздало пожалел, что не оживил его пластилиновую копию ночью, когда композиция «Всем поровну!» была почти готова. Наверняка, каждый из троицы алкашей, не обращая внимания на время суток, повел бы себя, как обычно. Другими словами, ничто бы их не остановило, чтобы наполнить стаканы из открытых бутылок и выпить. Интересно, какова была бы реакция Боярина, увидевшего во сне себя с бутылкой в руках. Впрочем, напарник вчера вечером пил и, возможно, вообще не видел никаких снов. Впрочем, пил он каждый день…
— Сразу, пока не вооружился, айда к начальству, — поздоровавшись и выбросив бычок, сказал Боярин. — Матвей по какому-то срочному делу вызывает.
— Пойдем. Я сегодня ни в одном глазу.
— Я тоже ни в одном. Пока. Ты, главное, очень громко не смейся, когда Зюзин глаз увидишь.
— А что?
— У-у-у! — Боярин открыл перед напарником дверь, но заходить в здание не спешил. — Ты вчера убежал, а кореяночка твоя отличилась.
— В каком смысле отличилась? — нахмурился Серега.