Подарок судьбы

Картленд Барбара

— В гостиной вас дожидается пожилой джентльмен, миледи. Сэр Эйлмер Баррингтон!

Джемма застыла на месте, не в силах пошевелиться.

Первым ее желанием было убежать куда-нибудь подальше, спрятаться от дяди, но затем она вспомнила о своем чувстве собственного достоинства, заставившем ее не так давно бросить ему вызов. Она решила, что должна встретиться с дядей, какими бы ни были последствия.

— Где хозяин? — спросила она у Хокинса.

— Он скоро вернется, миледи. Поехал на верховую прогулку вместе с мистером

Хинлипом.

Джемма погляделась в одно из зеркал, висевших на стенах, пригладила прическу и увидела, что глаза ее потемнели и в них затаился страх.

Она даже поймала себя на том, что ей хочется по привычке съежиться, как это бывало всегда, когда дядя принимался бить ее своей плеткой. Во рту у нее пересохло, а горло сдавило от страха, так что ей стало трудно дышать. Но так продолжалось несколько мгновений.

Затем, словно сбрасывая с себя невидимую тяжесть, она расправила плечи и решительными шагами направилась к гостиной.

Сэр Эйлмер стоял у камина, внушительный и грозный, каким она воспринимала его всегда, даже когда он пребывал в хорошем расположении духа.

По его лицу и плотно сжатым губам Джемма сразу поняла, что дядя взбешен.

Ее сердце тревожно забилось, и она почувствовала, как от страха у нее подгибаются колени.

— Так вот ты где, Джемма. — Сэр Эйлмер произнес это резким тоном, каким всегда разговаривал с племянницей, но который удивил бы многих его знакомых.

— Да… дядя Эйлмер, — ответила Джемма, сделав над собой усилие и прямо встречая его яростный взгляд.

— Как я полагаю, ты считаешь себя очень ловкой, — произнес он, — выскочив замуж — если это только и в самом деле так — за мужчину, который был без ума от Ниобы. Однако хочу тебе сообщить, что я не намерен позволять себя дурачить таким образом, и, поскольку ваш брак незаконен, сейчас ты отправишься со мной. А потом я проучу тебя за твое крайне наглое поведение, да так, что впредь у тебя пропадет всякое желание убегать от меня!

Сэр Эйлмер даже не повысил голое, отчего его слова показались Джемме еще более страшными.

— Простите… дядя Эйлмер, если я вас… рассердила, — сказала Джемма. — Но только вы… так часто мне говорили… какая я для вас обуза… что я и подумать не могла, что вас может так расстроить мой уход.

— Расстроить?! — в ярости воскликнул сэр Эйлмер. — Я не расстроен твоим уходом, милочка, я просто не люблю, когда кто-то бросает мне вызов. И я не потерплю, чтобы моя племянница вела себя как последняя бродяжка и убегала из дома с первым же попавшимся прохожим. Ступай и собирай свои вещи, если не хочешь, чтобы я отхлестал тебя прямо тут, как ты этого и заслуживаешь!

— Полагаю, дядя Эйлмер, что нам придется… дождаться моего мужа. Посмотрим, что он скажет об этом!

Ответ Джеммы привел сэра Эйлмера в еще большую ярость, он потерял всякое самообладание, и его повышенный язвительный тон превратился в оглушительный

рев.

— Ты немедленно сделаешь так, как тебе ведено!

Тут он замахнулся, словно для удара, и стал надвигаться на племянницу.

Та невольно съежилась от ужаса и отшатнулась, и в это время открылась дверь и в комнату вошел виконт.

Сэр Эйлмер опустил руку, а Джемма, не думая, бросилась к мужу.

Инстинктивно ей захотелось схватиться за него, спрятаться за его спиной, но она все-таки сумела взять себя в руки и в последний момент удержалась. Вместо этого она просто встала рядом с ним, и он почувствовал, что ее бьет дрожь.

— Могу я вас спросить, сэр Эйлмер, — поинтересовался виконт с откровенным сарказмом, — почему вы кричите на мою жену?

— Вашу жену! — насмешливо передразнил его сэр Эйлмер. — Неужели вы и вправду поверили, что она ваша жена? А ведь вы не дурак, Окли, — вы знаете не хуже, чем я, что в этой стране ни один брак с несовершеннолетней девушкой не может считаться законным без разрешения ее опекуна.

— Мы обвенчались по специальному разрешению, — сказал виконт, — и викарий, выполнивший эту церемонию, не задавал мне вопросов. А если вы предпочитаете предать дело огласке, то я готов ответить на любой вопрос перед магистратом. Моим главным аргументом, объясняющим этот достаточно импульсивный поступок, будет, разумеется, сострадание.

— Сострадание? — удивленно переспросил сэр Эйлмер, но затем, не дожидаясь ответа, решительно заявил:

— Вы можете как угодно вертеться и оправдываться за свое поведение, Окли, но только я намерен немедленно забрать мою племянницу домой и задать ей такую взбучку, которую она заслужила за то, что сбежала из дома и связалась с вами.

Голос сэра Эйлмера вновь сорвался на крик, и он удивился, увидев на губах виконта спокойную улыбку, когда тот ему ответил:

— Я надеюсь, что вы повторите все это, в тех же самых выражениях, перед магистратом. Как я уже сказал, какие бы чувства я ни питал к вашей племяннице, я не могу позволить, чтобы с юной девушкой, почти ребенком, обращались так жестоко и бесчеловечно. Не сомневаюсь, что от этого рассказа у судьи появятся слезы на глазах.

Когда он закончил говорить, наступила тишина. Потом сэр Эйлмер ответил, но уже с некоторой опаской, мелькнувшей в его маленьких глазках:

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Я повторяю вам, — резко заявил виконт, — если вы решите обратиться в магистрат и потребуете, чтобы наш брак был аннулирован, я приведу туда свою жену и покажу всем, как вы с ней обращались. Вы оставили на ее спине достаточно очевидные свидетельства своей жестокости. В этом случае, сэр Эйлмер, весь мир, а главное лондонский свет, в котором вы так стремитесь блистать, увидит, что вы на самом деле за человек.

Голос виконта звучал негромко, но не менее грозно, чем у сэра Эйлмера.