Подарок Тартини
Шрифт:
Даша от души потешалась над его президентством. Она – министр образования, а Михаил Юрьевич – безработный! Что ещё выдумает Стас во сне своей мечты? Дарья подозревала, что он часто видит его, слишком уж уверенно чувствует себя десятиклассник в роли президента.
– Это всё, Станислав Георгиевич? – чуть наклонил голову один из министров.
Стас задумчиво обвёл их взглядом.
– Посодействуйте поехать на кинофестиваль в Канны именно Георгию и Кларе Алкиным. И проследите, чтобы картины с их участием заняли призовые места. Мне всё равно, как вы это сделаете!
«Жёстковатая
Тем временем Стас через коммутатор велел секретарше принести чай, и когда она вошла, Дарья ахнула – он переманил Оленьку у Михаила Юрьевича! Что ж, Алкин Станислав Георгиевич, настало время придержать коней. Забавы ради Дарья решила проучить не в меру увлёкшегося ученика. Она раскрыла книгу и поверх цифр Стаса вывела личный код президента. Согласно её теории, сны этих двух людей должны были наложиться друг на друга. Она с любопытством приготовилась наблюдать, что же выйдет из её вмешательства.
Виталий Александрович видел сон. Поутру он уже не вспомнит его, как многие сны до и после этого суматошного видения. Было что-то естественное в том, что уже давно не случалось взрывов страстей, эмоций, не подносились жизнью удивительные сюрпризы. Всё чаще он ощущал с грустью, что та давняя пора юности и бесшабашности больше не повторится. Уютная размеренность присутствовала в нынешнем устоявшемся течении жизни. При его напряжённой работе она служила утешением. Весь век безрассудствовать не будешь. Надо помнить о том, что ты правитель огромной страны с тяжёлым историческим наследием, и вести себя соответственно своему назначению. А было бы неплохо сорваться в поход на байдарках через крутые пороги затерявшейся в глубинках России реки; удрать на залив, где о клёве никто и не слышал, но зато какие чудесные там бывают рассветы! Или снова стать подростком, чтобы тайком во время лагерного сончаса нарвать лесных цветов и незаметно положить их на подоконник пионервожатой - молодой красивой девушке, в которую влюблён.
Стоп! Об этом Виталий думать себе не позволял. Не позволял думать настолько, что даже в своих снах неизменно присутствовал рядом с женой и детьми. Времена романтических похождений и душевных волнений прошли. Было трудно совмещать в себе мужчину и президента.
Все эти мысли посещали Виталия Александровича, разумеется, не во сне, а непосредственно перед тем, как провалиться в неведомую тьму, но чаще всего он ни о чём таком не думал, потому что к тому времени сильно уставал и мечтал только об одном – как добраться до кровати.
Но это сновидение оказалось приятным. Оно подарило президенту день рождения – неважно, чьё – и он с удовольствием проводил вечер в кругу близких людей, шутил, смеялся – отдыхал душою. Праздник пролетел быстро, настало время уложить детей спать, а потом вместе с женой Виталий устроился перед телевизором – интересно иногда посмотреть, как освещает события в стране главный телевизионный канал.
В кратком обзоре новостей миловидная ведущая неожиданно объявила тему начавшейся реформы российского образования, и Виталию Александровичу показалось, что он ослышался. Он прибавил
– Только что президент подписал указ об освобождении Спиридонова от занимаемой должности. Новым министром образования стала Романова Дарья Алексеевна. Завтра вы услышите интервью, взятое у неё нашими корреспондентами, а сегодня стало известно, что ещё одним указом Алкина уволен директор девятьсот девяносто восьмой школы. Причина заключалась, цитирую: «в рабском подхалимаже и несоответствии высокому званию учителя». Теперь уже всем ясно, что Станислав Георгиевич Алкин серьёзно взялся за образование в России, - прокомментировала телеведущая ряд видеосюжетов.
Несколько минут Виталий Александрович отрешённо смотрел в экран, на котором какой-то нахальный мальчишка-самозванец с глубокой осознанностью говорил о нравственных критериях, предъявляемых учителю современностью. Говорил из ЕГО кабинета и за ЕГО столом. Он никак не мог взять в толк, почему журналисты лезут друг на друга, чтобы взять интервью у этого самозванца и, главное, почему всю эту чепуху показывают по центральному каналу в самой серьёзной программе. Что это? Государственный переворот? Гражданская война?
Он продолжал сидеть неподвижно, пытаясь собрать волю и разум воедино, давая понять себе, что ждёт от себя самого каких-то действий. Но во внезапно отяжелевшую голову не приходило ни одного путного решения. Телефон надрывался уже несколько минут, когда Виталий Александрович наконец-то немного пришёл в себя и снял трубку.
– Алло! – он не узнал собственного голоса.
– Виталий, это Данил Воропаев. Ты можешь объяснить, почему в Канны едут Алкины? Ты же говорил, что не поступишься своими принципами даже ради друзей детства!
Данил Воропаев как раз им и был, а ещё он был любимым актёром Виталия Александровича – и в силу привязанности к единственному верному другу, и в силу его таланта.
– Я… я не имею к этому никакого отношения! – слабо попытался защититься президент.
– Как же! – выдала трубка порцию негодования. – Я сам по телевизору слышал, что Станислав Георгиевич взял покровительство над дуэтом Алкиных!
Виталий Александрович бросил трубку на рычаг и в ужасе отскочил от телефона. Нет, в стране не произошёл государственный переворот. Переворот произошёл в мозгах людей. Они признавали и его, и мальчишку президентами, но разве могут быть у страны два правителя с одинаковыми полномочиями? Оставался один выход – ехать в Кремль и на месте разбираться в происходящем.
Вид одинокого президента в метро не смущал редких пассажиров, и этот факт огорошил его ещё больше. «Что ж, - продолжая искать утешения, подумал Виталий Александрович, - в конце концов, а чему здесь удивляться? Я такой же человек, как и они, и почему бы мне не воспользоваться метро? Это даже необычно – один, без охраны, кругом люди…» Он принялся с интересом разглядывать рекламные щиты на стенах метро, пока эскалатор перемещал его в недра земли. «Тысячи людей ежедневно занимаются этим, - говорил сам себе президент, - реклама сближает меня с народом». Но потом он вспомнил об абсурдности происходящего и ускорил шаг, не позволяя мыслям о народе отвлечь его от мыслей о двоевластии.