Подарок тьмы

Янкин Роман

Их было три. Взглянув на них и тут же об этом пожалев, я поспешно отвела глаза в сторону. Но было поздно. Мне вполне хватило и нескольких секунд, чтобы запомнить каждую деталь этих жутких полотен и ощутить уже знакомый мне приступ панического страха. Точно такого же, который совершенно неожиданно настиг меня сегодня в школе… Картины были по-настоящему ужасны! Когда я была совсем маленькой, меня пугали рисунки из одного толстенного альбома с репродукциями на плотной глянцевой бумаге. Я знала, что бабушка приобрела его во Франции и почему-то считала гордостью своей коллекции. Позже я выяснила, что автора картин-страшилок звали Иероним Босх, и современники заслуженно называли его «почетным профессором кошмаров». Так вот, по сравнению с тем, что я видела сейчас

перед собой, работы великого голландского живописца позднего Средневековья просто отдыхали и казались всего лишь несуразными кадрами из каких-то дурацких мультиков.

– Мне пора идти, – выдавила я из себя, чувствуя, что просто не могу здесь больше оставаться.

– Хорошо, – легко согласилась девушка и положила передо мной плоский футляр из черного пластика.

– Что это? – недоуменно поинтересовалась я, с подозрением глядя на лежащий на прилавке предмет.

– Карандаши, – лаконично ответила она и открыла коробку, в которой действительно лежали карандаши. Шесть штук. Как в самом простеньком наборе для малышей. – Нравится?

Я пожала плечами, нерешительно протянула руку и вытащила один из карандашей. Он был самым обычным. Правда, на его деревянном корпусе я не увидела ни названия фирмы-производителя, ни обозначения мягкости грифеля. Я уже собиралась положить карандаш обратно, как мне вдруг показалось, что его грани наполнились холодом. Я с удивлением уставилась на инструмент.

– Специальный эффект, – произнесла девушка, словно отвечая на мой немой вопрос. – Не позволяет пальцам потеть во время работы.

– Это шутка? – нерешительно спросила я.

– Это подарок! – ответила она, забирая у меня карандаш и отправляя его обратно в коробку.

– Подарок? – удивилась я.

– В рамках благотворительной акции, – туманно изрекла девушка и протянула мне коробку.

– Спасибо, – вежливо произнесла я, не зная, как вести себя дальше, и, сильно сомневаясь по поводу того, правильно ли я поступила, взяв у нее карандаши.

Вместо ответа девушка взмахнула огромными кукольными ресницами и впервые за все время нашего с ней разговора посмотрела прямо на меня, а я, натолкнувшись на ее взгляд, чуть не поперхнулась. От неожиданности. И от испуга. Потому что таких глаз мне еще ни разу в жизни ни у кого не приходилось видеть! Они были пустыми. В том смысле, что ничего не выражали. Вообще ничего! Словно принадлежали манекену. Я оторопело смотрела в эти глаза и видела пляшущие в них огоньки свечей. И только теперь сообразила, что же меня смутило, едва я оказалась в этом магазине. Свечи были отлиты из черного воска! Нет, конечно же, во всю эту ерунду, связанную с разными зловещими обрядами, черной магией и колдовством, я никогда особо не верила, но на душе у меня все равно стало неуютно.

Стараясь больше не смотреть на девушку, я развернулась, поспешно направилась к выходу и чуть ли не бегом вскарабкалась по знакомой мне лестнице. Быстрее, чем спускалась, я поднялась наверх и оказалась напротив серой кирпичной стены. Пытаясь поскорее отдышаться, я судорожно хватала ртом прогретый солнцем воздух и сначала даже не обратила внимания на донесшийся откуда-то сверху звук, похожий на легкое скребыхание чем-то острым по металлу. А потом вдруг почувствовала, что на меня кто-то пристально смотрит. Не мигая. Прямо в затылок. И от этого мне стало не по себе…

Я медленно повернула голову и увидела на двери магазина, из которого только что выбралась, большую черную птицу. Уцепившись когтистыми лапами за верхний край металлического полотна и склонив набок голову с увесистым клювом, она сидела прямо надо мной и, не мигая, изучала меня.

Если честно, то я никогда особенно не разбиралась в птицах. Нет, попугая от воробья или, скажем, голубя от синицы я, конечно, могла отличить, но вот, например, грача от вороны… А тут я почему-то была просто стопроцентно уверена в том, что это была ворона. И не просто ворона, а именно та самая, которую сегодня утром пыталась изгнать из пустого школьного помещения Арина Родионовна!

Я попятилась, споткнулась о какой-то

булыжник и чуть не растянулась на асфальте, просто каким-то чудом сумев удержать равновесие. Тогда ворона дернула головой с мощным клювом и громко гортанно каркнула. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы заставить меня отскочить в сторону, а потом пулей, будто меня кто-то преследовал, вылететь из мрачного переулка и со всех ног помчаться по улице. Мимо высокой кирпичной стены и заброшенного пустыря, мимо бетонных построек и полуразрушенных деревянных домишек…

Только оказавшись на оживленном участке улицы и заметив, что прохожие с удивлением косятся на меня, я заставила себя перейти с бега на торопливый шаг и уже вскоре юркнула в знакомую арку.

Несколько раз нажав на кнопку звонка и услышав за дверью в прихожей переливы «Лунной сонаты», я нащупала в кармане свой ключ и, зачем-то опасливо оглянувшись, два раз повернула его в замочной скважине. Бабушки дома еще не было, и я с облегчением перевела дух. Пытаться что-то объяснять ей мне сейчас хотелось меньше всего на свете. Тем более что даже себе самой я при всем желании ничего не смогла бы толком объяснить. Обрывки несвязных мыслей беспорядочно путались в голове, сталкивались и тут же, никак не желая собираться вместе, отскакивали друг от друга и вновь разлетались в разные стороны. Какой-то зловещий магазин, девушка с безжизненным взглядом, жутковатые картины, черные свечи, да еще и эта знакомая ворона в придачу… Стоп! Знакомая ворона – это, по-моему, уже слишком! А может быть, у меня просто поехала крыша? Интересно, такое бывает? Жил себе человек на белом свете, на здоровье особенно не жаловался, голову никогда не ушибал, а потом вдруг раз – и все…

Захлопнув дверь квартиры, я первым делом подскочила к висевшему на стене прихожей большому зеркалу и принялась дотошно изучать собственное отражение. После чего немного успокоилась. Отражение было очень даже ничего себе. Не идеал, конечно, но в целом все нормально… В том смысле, что кандидата в психбольницу я в зеркале не обнаружила. А увидела вполне нормального человека четырнадцати лет, с длинными светлыми волосами и голубыми глазами. Ну подумаешь, прическа растрепана и щеки пунцовые! После такого кросса это даже нормально! Немного успокоившись, я еще раз придирчиво оглядела себя с головы до ног и вдруг заметила крепко зажатую в левой руке коробку с карандашами. И в это время в тишине прихожей запиликала мелодия знаменитого произведения Бетховена, известившая меня о возвращении домой бабушки. От неожиданности я разжала пальцы, и коробка выскользнула из руки. Звонок в дверь повторился, и я, подчиняясь какому-то непонятному чувству, словно не желая, чтобы бабушка увидела карандаши, быстренько отпихнула упавшую коробку ногой под шкаф. Проскользив по линолеуму, черный футляр уехал в заданном направлении и со стуком ударился о плинтус. Я схватила с тумбочки расческу, торопливо привела в порядок волосы и, еще раз мельком взглянув в зеркало, поспешила к двери.

Глава третья

День рисования

Если для кого-то начало неотвратимо наступающего учебного года не считается особо волнующим событием, то можно смело утверждать, что этот счастливчик наверняка не относится ни к первоклашкам, ни к новичкам, и уж точно не является директором учебного заведения.

Мы же с бабулей оказались как раз среди тех, на кого первосентябрьская ответственность обрушилась в полную силу. Именно поэтому весь остаток дня бабушка то деловито шелестела какими-то документами, то принималась что-то чистить и гладить. Вернее, не что-то, а мою новую форму и свой костюм, предназначенный для особо торжественных случаев. Убедившись в том, что все уже почищено и проглажено, она возвращалась к своим умным бумагам, после чего перемещалась на кухню, к шипящим сковородкам и фырчащим кастрюлям. Я для порядка вертелась поблизости, всем своим видом демонстрируя кипучую деятельность. Время от времени подскакивала к телефонной трубке и терпеливо выслушивала бесконечные наставления и пожелания, которыми щедро забрасывали меня мама и папа.