Подарок тролля
Шрифт:
— Ты ничего не слышишь?
— Я слышу, как трещит огонь, а каша кипит и булькает в котле, — зевнув, ответил Пимпепантури.
— А разве ты не слышишь, как кто-то словно рычит вдалеке?
— Верно, — согласился Пимпепантури. — Это волк, который тащит одного из наших оленей.
— Нет, — возразила старая лапландка. — Это возвращается домой отец. Его не было целых четыре зимы. Я слышу, как он рычит, будто дикий зверь. Должно быть, он очень торопится домой.
И в этот миг появился в обличье тигра Хирму с принцессой Линдагуль в зубах. Он
— Жена, нет ли чего поесть? Я прибежал издалека.
Старая лапландка от испуга чуть не свалилась в котел. Но она знала своего старика и пообещала ему вкусную еду, если он расскажет, где был все эти четыре зимы и что это за красавица кукла, которую он притащил с собой.
— Долго рассказывать, — отрезал колдун. — Позаботься о нашей красавице кукле и дай ей теплого оленьего молока, чтобы она ожила и пришла в себя. Она знатная фрекен из Персии, она принесет нам счастье.
Но принцесса Линдагуль вовсе не умерла. Она не была даже ранена, но потеряла сознание от страха.
Когда же принцесса очнулась, она лежала в своем наряде из серебристой ткани на оленьей шкуре, разостланной на покрытой мхом земле в лапландском чуме. Было темно и холодно; отсветы огня падали на тесные стены и старушку, поившую ее оленьим молоком. Принцесса подумала, что попала в подземные чертоги мертвых, и заплакала оттого, что она, такая молодая, отлучена от солнца Персии и благодатных садов роз Исфахана.
Колдун меж тем стал раздумывать, как овладеть сокровищами Персии.
— Не плачь, прекрасная принцесса, — сказал он. — Ты не умерла, тебя просто похитил свирепый тигр, а мой доблестный сын, рыцарь Морус Пандорус, спас тебя. Мы станем твоими рабами и будем служить тебе с величайшим усердием до тех пор, пока не сможем увезти тебя обратно в Персию.
— Что это ты врешь, старик, — сказала колдуну на своем языке честная лапландка.
— Моя жена говорит, — продолжал Хирму, — что, если ты захочешь взять нашего сына, доблестного и прекрасного рыцаря Моруса Пандоруса в супруги, мы тотчас же отвезем тебя обратно в Персию.
Пимпепантури не понимал по-персидски. Он страшно удивился, когда отец толкнул его к принцессе и нагнул его неуклюжую спину так, что это должно было изображать поклон.
Линдагуль не была бы принцессой и дочерью гордого Шах Надира, не оскорбись она подобной дерзостью. Она посмотрела на колдуна, посмотрела на его неотесанного сына такими глазами! Нет, она не посмотрела, она сверкнула глазами — ведь в Персии умеют сверкать глазами, — да так, что оба они, и отец, и сын, испугались насмерть.
— Нет, так не годится! — сказал колдун. — Сперва надо ее укротить!
И он запер принцессу в маленький чулан в чуме, пообещав ей половинку оленьего сыра и ковшик воды из талого снега. День прошел в кромешной тьме, и лишь северное сияние светило в щелку чума.
Линдагуль плакала. Да, она плакала так, как плачешь только, когда тебе двенадцать лет и ты — персидская принцесса, которая
Линдагуль была терпелива и больше не плакала. Сны предсказали ей: «Жди, скоро явится твой избавитель».
Но кто освободит ее? Кто найдет дорогу туда, где далеко вокруг в снегах нет никакой дороги? Правда, старая лапландка подумывала о том, чтобы освободить Линдагуль, но не смела сделать это из-за своего старика. Пимпепантури тоже подумывал было освободить ее, но для этого он был слишком ленив.
Так прошла зима, начало светить солнце, снег таял, плясали комары. И тогда колдун подумал: «Теперь она укрощена!» Он пошел к ней и спросил, хочет ли она обратно в Персию. Ей нужно было только взять его сына в супруги, и тотчас оленья упряжка умчит ее на юг.
Линдагуль подумала о юном принце Абдеррамане, который некогда пролил за нее кровь на песке Исфахана. Прикрыв лицо, она не ответила ни слова.
Ну и разгневался же колдун! Он запер Линдагуль в глубокой пещере в горах, а потом и говорит ей:
— Морошка уже созрела. Теперь тебе придется считать каждый день, если ты не пожелаешь ответить мне «да». Сегодня ты получишь тридцать ягод на еду и тридцать капель росы для питья. С каждым днем ты будешь получать на одну ягоду морошки и на одну каплю росы меньше. А как минет тридцать дней, я спрошу тебя, что ты надумала.
Так Линдагуль и в самом деле просидела тридцать дней взаперти в пещере. Теперь в пустынной Лапландии было светло днем и ночью, но в пещере — всегда темно. Ягод морошки и капель росы с каждым днем становилось все меньше и меньше, но щечки Линдагуль не поблекли, и она по-прежнему оставалась спокойна и терпелива. Ведь все, в чем она терпела нужду днем, Нукку Матти и чудесные сны возмещали ей по ночам. Линдагуль думала о принце Абдеррамане, пела восточные песни и радовалась, когда эхо повторяло их на горных склонах.
На тридцатый день к ней явился колдун с последней ягодой морошки и последней каплей росы, завернутыми в листочек лапландской карликовой березки, и спросил:
— Ну ты надумала?
Линдагуль снова прикрыла лицо, но не ответила ни слова.
— Даю тебе еще один день сроку на раздумье, — сказал колдун, — а сейчас у тебя появится многочисленное общество.
С этими словами он отворил пещеру, и словно живое облако ринулось в дверь. То была целая туча голодных лапландских комаров, тысячи тысяч комаров. Они летели до тех пор, пока не заполонили всю пещеру.