Подарок
Шрифт:
Он передал трубку Элисон и уже без улыбки спросил:
— Ведь все под контролем, да?
— Что именно?
— Праздник, — твердо сказал он. — Папин день рождения.
— Я все пытаюсь выяснить у вас некоторые вещи, Лу, спросить о том, как…
— Ведь все под контролем? Если нет, ты же мне скажешь, не так ли?
— Разумеется. — Элисон нервно улыбнулась. — Место, которое вы выбрали для проведения, очень… хм… шикарное место, у них там есть специальные устроители юбилеев. Да я уже говорила вам все это и не один раз за эту неделю. А еще я оставляла вам на столе вопросы насчет блюд — тех или иных, и какую музыку выбрать, чтобы вы
— Ладно, Элисон, на будущее запомни, пожалуйста, когда я спрашиваю, все ли находится под контролем, в ответ мне требуется только «да» или «нет», — сказал Лу вежливо, но твердо. — Потому что времени отвечать на вопросы и записочки у меня, ей-богу, нет, а все, что мне нужно знать, это в состоянии ли ты сделать то или иное или не в состоянии. Если не в состоянии — хорошо, мы как-нибудь все переиначим. Ясно?
Она поспешно кивнула.
— Вот и чудненько! — И хлопнув в ладоши, он соскочил со стола. — Потопаю-ка я на совещание!
— Пожалуйста. — Она вручила ему папку. — И примите мои поздравления по поводу двух вчерашних сделок, все только и говорят о них.
— Правда?
— Да! И даже поговаривают, — она сделала большие глаза, — что вас посадят на место Клиффа.
Эти слова прозвучали музыкой для слуха Лу, но он постарался притушить свое ликование.
— Ну, Элисон, давай не будем торопить события. Ведь все мы желаем Клиффу скорейшего выздоровления.
— Это, конечно, так, но… все-таки… — Она улыбнулась. — Ну, до встречи на завтрашнем корпоративе. Будете?
— Конечно. — Он улыбнулся ей в ответ и, уже направившись в зал заседаний, до конца понял значение ее слов.
Когда Лу вошел в зал заседаний, все двенадцать человек, сидевшие за столом, поднялись и зааплодировали; их широкие, от уха до уха, белозубые улыбки не совсем гармонировали с усталыми, несмотря на утренний час, глазами и частичками перхоти на согбенных, натруженных, остро нуждающихся в хорошем массаже плечах. Это была общая проблема всего его окружения — недосыпание, невозможность оторваться от работы и связанных с ней приборов: ноутбуков, мобильников, электронных записных книжек, всех этих технических игрушек, которые их домашние охотно спустили бы в унитаз. Конечно, коллеги были рады за него — рады радостью автоматической, питавшейся привычным и слишком легким доступом к электронным и механическим средствам связи. Они все делали по привычке, чтобы выжить и остаться на плаву, чтобы платить по закладным, присутствовать на презентациях, соблюдать квоты, ублажать шефа, выезжать пораньше, чтобы не попасть в пробки, возвращаться с работы попозже, когда пробки уже рассосутся. Каждый из присутствовавших в зале из кожи вон лез, пытаясь покончить с делами до Рождества, а в результате список дел в их личных инбоксах разрастался до невиданных размеров. Дела откладывались до окончания каникул, которые наконец-то посвящались семье, праздничным хлопотам и всему, от чего они отмахивались в течение года. Наступало время праздничных сумасбродств.
Первым стал аплодировать сияющий мистер Патерсон, а за ним и все остальные, кроме Альфреда, который встал с опозданием. Когда другие уже поднялись, он только отодвигал стул. Когда все захлопали, он принялся поправлять галстук и тереть золотые пуговицы. Хлопнул в ладоши он только раз, когда аплодисменты уже стихали, и одинокий этот хлопок был похож на звук лопнувшего шарика.
Лу обошел стол, принимая рукопожатия,
— А-а, герой дня! — радостно воскликнул мистер Патерсон, тепло пожимая Лу руку и похлопывая его по плечу. Потом он отступил назад и с гордостью оглядел Лу: так мог бы глядеть дед на своего внука в день его первого причастия — с восхищением и гордостью.
— Нам с вами потом надо будет поговорить, — сказал мистер Патерсон, когда еще продолжался общий разговор. — Вы, конечно, знаете, что после Рождества намечаются кадровые перестановки. Это ведь давно уже не секрет. — Говорил он с важностью, подчеркивая свое уважительное отношение к Клиффу.
— Да, — заговорщически кивнул Лу. Втайне ему льстило, что его так доверительно посвящают в тайну, несмотря на то что тайной она уже не являлась.
— Ну, поговорим, да? — решительно сказал мистер Патерсон и сел среди сменившего болтовню общего молчания.
Чувствуя себя как на крыльях, Лу сел, совершенно не способный включиться в обычные утренние разговоры. Краем глаза он видел, что Альфред, подхватив реплику мистера Патерсона, что-то говорит.
— Ты выглядишь утомленным, Лу, что, праздновал вечером, что ли, допоздна? — спросил его коллега.
— Да нет, просто из-за дочки почти не спал. Рвало ее, и жену тоже рвало, так что всю ночь на ногах провел. — И он улыбнулся, вспомнив, как укрывал Люси одеялом, вспомнив ее закрывавшую пол-лица густую челку.
Альфред громко захохотал, и в комнате раздалось его тяжкое сопение.
— У моего сынишки тоже это было на прошлой неделе, — не обращая внимания на хохот Альфреда, сказал мистер Патерсон. — Видимо, зараза какая-то носится в воздухе.
— Да, похоже, зараза какая-то, — повторил Альфред, косясь на Лу.
От Альфреда исходили волны враждебности, он так и пышел ею, она курилась над ним, как марево над шоссе, проложенном в пустыне. Враждебность сочилась из него, искажая пропорции окружающих предметов, и Лу казалось удивительным, что сидевшие за столом этого вроде не замечали. Лу даже жалко его стало, настолько потерянным и испуганным, видно, он был.
— Не только меня вам следует поздравить, — сказал Лу, — Альфред тоже работал над нью-йоркским контрактом и очень много сделал для него.
— Точно! — Альфред так и просиял. К нему вернулась его обычная уверенность. Он поигрывал галстуком — жест, вызывавший у Лу беспокойство. — И было так приятно, что Лу все-таки присоединился к нам под конец и видел, как я все это провернул.
Сидевшие за столом засмеялись, а Лу ощутил боль — удар перенес его в другое место, когда боль его была такой же острой. Звался он тогда Алоизиусом, было ему восемь, и играл он в футбол с мальчишками. Когда до конца матча и финального свистка судьи оставалось всего несколько минут, он украл у команды эти минуты, потому что один из его товарищей по команде, злившийся на него за то, что Лу забил больше голов, чем он, ударил его ногой в пах, отчего Лу, охнув и переменившись в лице, рухнул на колени и чуть не потерял сознание от тошнотворной боли, которую причинял даже не столько сам удар, сколько факт, что ударил его свой же товарищ и по причине столь низкой. Лу весь в поту катался по траве и прикрывал ладонями промежность, мучаясь нестерпимой досадой, в то время как другие игроки команды толпились вокруг и, глядя на его мучения, подозревали в притворстве.