Поддавки с убийцей
Шрифт:
Раздевшись до плавок, он уселся на меня верхом и наклонился так низко, что я почувствовала на щеке его участившееся дыхание. Неожиданно он с такой силой сжал мои ребра, что, продлись эти «нежные объятия» на мгновение дольше, они бы треснули. Я охнула от неожиданности и сморщилась от боли, но прозвучала команда: «Терпи!» — и мне пришлось подчиниться. Тем более что на протесты он времени мне не выделил — коротко и резко надавил на грудь, припечатав к полу. Получилось нечто среднее между приемом непрямого массажа
После третьего повторения этих манипуляций я все же не удержалась от протестующего возгласа, но получилось нечто нечленораздельное, потому что в этот момент он то же самое, правда, в более мягкой форме, уже проделывал с моим животом.
— Мясо будем месить, как тесто! — сообщил он, принимаясь за то, что я всегда считала мышцами.
— Измени ради меня людоедские правила! — морщась от боли, усиливающейся от его все более беспощадных движений, взмолилась я. — Не то ты действительно превратишь меня в мясо.
Но он молчал и лишь временами приостанавливался, чтобы вытереть выступивший на лбу пот. Я еще раз попыталась его разжалобить:
— Ко-остик, отпусти душу на покаяние!
— Душой я займусь позже, — пообещал он, — а теперь надо вернуть мясо в состояние мышц.
Но самое страшное наступило, когда он занялся связками и суставами. Теперь его действия напоминали болевые приемы из восточных единоборств, выполняемые в щадящей, но растянутой по времени манере. От выкриков и стонов я удержаться уже никак не могла, уговоры его не слушала и во время короткой передышки на ироничное: «Что подумают соседи?», уткнувшись носом в ковер, ответила:
— То самое! Будь уверен, мы перебудили полдома.
— Ты перебудила, моя дорогая, — уточнил он с усталым смешком.
— При твоем содействии! — парировала я и вновь задохнулась от очередной серии мучительных ощущений.
Любезные мои однополчанки, приходилось ли вам терпеть на своих непременно обнаженных спинах восьмидесятикилограммового, жесткого, как кусок железнодорожного рельса, мужика, отрабатывающего на вас приемы, не имеющие отношения к сексу? Если нет, то уверяю вас, что впечатления, полученные вами от жизни, не отличаются полнотой.
Хорошо еще, что это был завершающий этап его инквизиторского комплекса.
— Как самочувствие? — посмеиваясь, спросил Костя, наконец-то осторожно переворачивая меня на спину.
— Чувствую себя, как коврик, на котором кувыркался взбесившийся хатха-йог, — еле ворочая языком, ответила я.
Тело ныло, стонало, гудело и просило пощады каждым своим сантиметром, но от прежней окостенелости и расслабленности не осталось и следа.
Сэнсэй высился надо мной стройным ясенем, со спокойным удовлетворением оглядывая с высоты своего роста все мои перемятые прелести.
— Это еще не все, красавица, так что не хмурься.
О господи!
Он
В ванной он без предупреждения окатил меня из душа ледяной водой. Мало надо мной сегодня поиздевались, что ли? Если б у меня от неожиданности не перехватило дыхание, я заорала бы пуще прежнего! Сунув шланг мне в руки, Константин подал последнюю команду:
— Контрастный душ, не менее пяти серий, понятно? Я проверю!
И удалился, потеряв интерес к своей пациентке.
Его приказ я выполняла добросовестно, со страхом ожидая проверки. Уже растираясь полотенцем, я почувствовала себя заново родившимся и очень голодным человеком, жалеющим только об оставленном в комнате халате.
Халат оказался на кухне, на стуле, рядышком с ожидающим меня Костей. На дело рук своих он смотрел с нескрываемым удовольствием.
— Совсем другой вид! — похвалил он меня. — Теперь легкий ужин и не менее восьми часов сна.
— Легкий? — возмутилась я. — После всего, что мне довелось перенести?
— Это хорошо! — улыбнулся он. — Другие аппетит теряют.
Усевшись к нему на колени, я рассмотрела в подробностях все, что он успел приготовить к ужину за время, потребовавшееся мне на омовение. Консервы, бутерброды, яблоки, сок и бутылка пива. На плите закипал чайник.
— Костя, но всего этого мне будет мало!
— Здоровый сон важнее набитого желудка.
— Сон? И ты думаешь, что я дам тебе уснуть, после издевательств над моим и без того почти искалеченным телом?
— Тело у тебя классное, Танечка! — ответил он с восхищением. — Не будь у меня моральных принципов, массаж закончился бы актом насилия. Я едва удержался. Цени.
Я ответила, что особенно ценю, когда сдержанность свою он применяет пореже, и, пока он хлопал в растерянности глазами, я поцеловала его в висок, сняла закипевший чайник и сотворила еще пару бутербродов.
Со стола мы смели все в мгновение ока и, сгрузив посуду в мойку, отправились в спальню.
— Теперь ты мне за все заплатишь! — пригрозила я по дороге. — Теперь настал мой черед проявлять свое злодейство.
— Именно на такой гонорар я и рассчитывал, когда приводил тебя в порядок.
Уже через десять коротких минут мой гордый сэнсэй, позабыв свою спесь, подчинялся мне, как мальчишка, а я руководила им, таким соблазнительным и умело податливым, что задуманная мной шутливая месть превратилась незаметно в награду за исцеление, и я награждала его с самозабвением. А потом пришла пора подчиниться мне, и я подчинилась, находя в этом еще большее удовольствие. Жаль, надолго меня не хватило, и я уснула на его плече самым бессовестным образом. Будить меня он не стал.