Подкидыш для депутата. Выбор сердца
Шрифт:
Чувство вины разрывает мое сердце. Но вскоре на смену горечи приходит паника. Дима вернулся домой под утро, ведет себя странно, а значит…
— Ты пьян? — вырывается у меня вместо приветствия.
Потому что опять боюсь. И потому что знаю только один способ, которым мужчины утоляют свою боль. Да, я грубо обобщаю, но личный печальный опыт не дает мне мыслить здраво.
Стискиваю зубы до противного скрежета. Хочу свернуться в клубочек, уменьшиться и исчезнуть. Боюсь призраков прошлого. Но заставляю себя остаться на месте и дослушать ответ.
Дима медлит. Нарочито неторопливо
— Нет, а надо?
Фраза звучит непривычно грубо, но я вздыхаю с облегчением.
— Ты как? — спрашиваю сипло, с улыбкой. — Ди-им? — тяну так, как ему нравится. Делаю это непроизвольно.
Щукин вздрагивает от моего тона и заметно мрачнеет. Без слов, одним взглядом приказывает мне присесть на диван, а сам устраивается напротив. Между нами стеклянный столик, но ощущение, будто возведена бетонная стена.
Нехорошее предчувствие захлестывает меня.
— Что случилось, Дим? Не молчи, пожалуйста! Ты меня пугаешь! — не выдержав, выпаливаю я.
— Ты прекрасно знаешь, что случилось, — цедит он ядовито, каждым словом стреляя в мое сердце. — Можешь снимать маску невинной овечки, — добивает меня.
Рывком открывает папку с документами, но все ее содержимое мне пока не показывает. Словно выжидает момент. Первым делом достает и небрежно бросает на стол два паспорта.
Сам Дима откидывается на спинку кресла и испепеляет меня медовыми глазами, которые сейчас горят огнем ненависти. Мужчина ждет объяснений, но всем своим видом показывает, что приговор вынесен заранее — и казни мне не избежать.
Задерживаю дыхание…
Чемодан… Расстегнутая молния… Кажется, я догадываюсь, кто отнес меня в комнату спящей…
Значит, теперь Дима все знает. Мои фальшивый и настоящий паспорта — яркое тому подтверждение.
Зажмуриваю глаза и сжимаю руки в кулаки, до острой боли впиваясь ногтями в кожу.
Глава 8
С трудом заставляю себя начать исповедь. Время пришло. Давно пора было это сделать, желательно, до того, как Дима узнал сам. Возможно, он смог бы понять меня, если бы я лично во всем призналась. Но время не повернуть вспять, ничего не исправить.
— Три месяца назад ты обанкротил моего мужа, — медленно произношу я.
— Так, давай сразу проясним этот момент! — рявкает Дима, заставляя меня подпрыгнуть на месте. — Если бы твой муж вкладывал прибыль в дело, а не тратил на казино и шлюх, то ничего бы не случилось, — больно бьет этими лживыми словами. — Да и сама идея просить у городского совета поддержки для ночных клубов с подпольным игровым бизнесом — была обречена на провал! О чем вы думали?
— Врешь! — осекаю его, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Леша горел своим делом, все время ему посвящал. И не шел против закона! Ложь! — обвиняюще бросаю. — Ты действительно виноват в том, что произошло. Пусть косвенно, но только ты. И никто другой. Мой муж не смог перенести удара после потери бизнеса, а я… — всхлипываю, потому что не могу произнести это вслух.
Все еще больно. Настолько, что все внутренности режет острым ножом. Там, где когда-то теплилась жизнь,
— Ты настолько слепа или притворяешься, не пойму? — произносит Дима стальным голосом.
— Моего мужа нет в живых из-за твоих серых схем! — хочу достучаться до него, но тщетно. — Ты слышишь?
Но Щукину плевать. Мои свежие раны воспаляются с новой силой. Как бы я не пыталась оправдать Диму, но его вина остается фактом! Я же просто влюбленная дура, ослепленная иллюзией мифического счастья. Мы оба его не заслужили!
— Врешь! — возвращает он мою же фразу, даже тон дублирует. — Думаешь, я предварительно не навел справки об Алексее Михайловиче Кобылине? С моими связями хватило всего пары часов, чтобы узнать все детали. Так что не пытайся изворачиваться.
— Я не понимаю, — отрицательно качаю головой.
— Хватит, противно слушать свои жалкие потуги выкрутиться, — рычит Щукин. — Мне все ясно!
— Дима! Это несправедливо! — срываюсь на крик. — Я ведь дала тебе шанс, несмотря на то, что ты растоптал мою семью. Потому что узнала ближе, почувствовала, что в тебе есть что-то человеческое! Подумала, что ошиблась, отчаявшись на месть. Что меня ввели в заблуждение. А ты даже выслушать меня не хочешь!
— Почему ты решила, что мне нужен был какой-то шанс? — стреляет льдинками. — Красиво мяукаешь, кошка, да только из твоего ротика пока что не вылетело ничего, кроме лжи. Скажи, чего вы с Кобылиным добивались? Хотели вернуть свои клубы? Это ведь он все придумал и надоумил тебя провернуть?
— Он мертв! — срываюсь на истерику.
Дима отмахивается от меня, как от жужжащей над ухом мухи, и морщится пренебрежительно.
— Маленький вопросик. В постель ко мне прыгать тебя тоже муж благословил? — прыскает ядом, а в глазах плещется отвращение. — И каково это, спать с подонком? — вкладывает руки на груди и смотрит на меня с прищуром.
Не выдерживаю его взгляда, прячу лицо в ладони. Жалею, что не сбежала вовремя. Тогда бы не пришлось выслушивать оскорбления.
— Дим, не надо, — мяукаю жалобно. — Прошу, остановись, — стираю слезы со своих щек. — Ты ведь не такой. Я знаю тебя настоящего, — решаюсь восстановить зрительный контакт. — Видела, как ты относишься ко мне и к Маше.
При упоминании имени малышки Дима вздрагивает, словно от пощечины. Становится чернее грозовой тучи. Секунда — и его лицо искажается. Щукин вновь раскрывает злосчастную папку, а я с замиранием сердца жду, что он на этот раз вытащит из ящика Пандорры.
Обреченно вздыхаю, когда на стол опускаются документы из лаборатории. Результаты ДНК-теста. Судя по всему, настоящие результаты. И мой смертный приговор.
— Не знаю, что ты там «видела», на тебя мне плевать, — сжигает все мосты между нами. — Единственное, что меня интересует сейчас — это Маша
— Она не твоя дочь, — сипло говорю правду.
— Я знаю, — кивает Дима на документы. — Сегодня ночью мы с Владом поставили на уши всю лабораторию. Даже виновного нашли. Того, кто подменил результаты. Вот только признаваться, по чьей указке он это сделал, рискуя должностью, так и не захотел. Явно не твоего Кобылина испугался! Кто-то более влиятельный помогал вам?