Подкидыш
Шрифт:
Габи при этих словах машинально перекрестилась, но лицо её потемнело от возмущения и гнева.
– Вы испорченная девчонка! – воскликнула толстуха. – Чтобы я больше никогда не слышала подобных слов! Да ведь это же ваш святой долг! Сам Господь Бог повелел: жена да возлюбит мужа своего...
– Вы забываете, миссис Габи, – холодно заявила Элеонора, выпрямившись во весь рост. – Вам не следовало бы разговаривать со своей госпожой в подобном тоне.
Целую минуту они в упор смотрели друг на друга, потом Габи спокойно сказала:
– Прошу прощения, госпожа. Я говорила в сердцах, но вы ведь знаете, что я люблю вас, как собственную дочь.
Элеонора еще
– О, прости меня, Габи, мне не следовало этого говорить, – пробормотала девушка. – Ты же знаешь, я не это имела в виду, просто я очень несчастна. Как они могли так поступить со мной?.. Неужели я им настолько безразлична, что они решили отдать меня замуж за какого-то фермера?
– Моя дорогая госпожа, ваши мысли благородны, но несправедливы, – ласково прожурчала Габи. – Фермер может оказаться таким же добрым, набожным и образованным, как любой другой человек. И кроме того, вы все равно ничего не можете изменить. Вам не дано самой выбрать себе супруга, но вы должны приложить все усилия, чтобы стать ему хорошей женой и научиться любить и почитать его.
– Хорошо, я постараюсь быть ему хорошей женой, – тихо и печально проговорила Элеонора, – но я никогда, никогда не полюблю его.
– Ну, это мы еще посмотрим, – произнесла Габи и оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что их никто не сможет подслушать. её голос упал до громкого, свистящего шепота. – Выбросьте его из головы, госпожа! Это сумасшествие – думать о нем. Вам, бедной сироте, мечтать о герцоге королевской крови? Безумие! Не смейте любить его, госпожа, или это сделает вас несчастной грешницей. Раз и навсегда выбросьте его из головы и никогда не говорите об этом ни слова никому! Вы поняли меня? Никому!
Элеонора печально взглянула на няню. Девушка знала, что пришел конец всем её надеждам, но ей было ясно и то, что она никогда не сможет забыть его. Она будет любить его по-прежнему, но это станет её секретом. Они могут выдать её замуж за кого угодно – и они это сделают, но сердце её принадлежит только ей и Богу, и люди не сумеют заставить её полюбить кого-то по приказу. Но перед Габи она тут же приняла смиренный вид; эту маску девушке предстояло носить все ближайшие дни.
Ну вот все и позади. В десять часов вечера на следующий день после прибытия отряда Морлэнда состоялась церемония обручения, и Элеонора теперь вполне могла считать себя замужней женщиной. Обряд прошел тихо, без всяких неожиданностей, и после него весь свадебный кортеж проследовал в зал, чтобы отпраздновать это событие. Морлэнды могли быть довольны: их принимали как дорогих гостей. Зал заново отделали, на пол набросан свежий тростник, портьеры выколочены, столы и скамьи выскоблены, стол на возвышении застелен красивой скатертью из дамаста, а на ней в надлежащем порядке расставлены кубки, разложены доски, на которых режут хлеб, приготовлены салфетки и полотенца, а также соль и сам хлеб.
Лорд Эдмунд и Белль возглавляли кортеж, за ними следовали Элеонора, её нареченный и Морлэнд, все в своих самых нарядных одеждах. Элеонора выглядела ослепительно-прекрасной, как и положено невесте. Она облачилась в свое лучшее платье из темно-красной шерсти с небесно-голубой нижней юбкой. Тонкую талию девушки стягивал пояс, сплетенный из золотой проволоки и украшенный ляпис-лазурью, подарок к свадьбе от опекуна; с пояса свисал заветный молитвенник и выточенный из слоновой кости футлярчик для ароматических шариков – свадебный подарок от Белль. Волосы Элеоноры были уложены в прическу «a cornes»,
её будущий муж и считал её королевой. Он был ослеплен её красотой с той самой минуты, как впервые увидел её, и тот факт, что невеста совершенно не обращала на него внимания, ничуть не удивлял юношу. Он понимал, что произвел на неё далеко не лучшее впечатление, поскольку появился перед ней весь в грязи и пыли после долгого пути, да к тому же всю дорогу его с ног до головы обделывал щенок, внесший свою лепту в букет стойких запахов человеческого и лошадиного пота. Даже сейчас, помытый и наряженный во все самое лучшее, Роберт чувствовал, что выглядит как воробей в стае соек. Его парадные одежды были не так уж и хороши; впрочем, его тощую, долговязую фигуру, похоже, не слишком украсили бы и самые великолепные одеяния. Юноша шел за своей суженой и страшно волновался.
Когда они оказались в зале, Элеонора огляделась и была обрадована и тронута тем, как много усилий приложили обитатели замка, чтобы сделать её праздник чудесным. Потом она посмотрела на мужчину, который стоял рядом: очень молодой человек с волосами какого-то мышиного цвета, с песочными ресницами и добрым, застенчивым ртом. Поначалу этот юноша напомнил ей барана, ибо в душе её жил совсем другой образ. Элеоноре нравились мужчины с квадратными челюстями, с солдатской выправкой, с уверенной улыбкой; плотно сбитые воины с сильными шеями жеребцов и широкими, мускулистыми плечами завзятых рубак. Как она может найти хоть что-то привлекательное в этом нервном мальчике со ртом поэта и телом танцора?
Но сейчас, когда их глаза встретились, она вспомнила, что этот юноша, с которым её только что соединили на всю жизнь, привез ей, Элеоноре, в подарок щенка, лучшего из всего помета своей любимой собаки. Маленький подарок, глупый подарок, особенно рядом со всеми теми свадебными дарами, которые сгрузили с вьючной лошади. Но мальчик старался сделать своей невесте приятное, и потому сейчас она улыбнулась ему. Это была слабая, едва заметная улыбка, но Роберту её было вполне достаточно. Его сердце подпрыгнуло, и он улыбнулся девушке в ответ, с обожанием взирая на неё. Отныне и навеки он принадлежал ей – и только ей!
Они заняли свои места за столом на возвышении, а все другие обитатели замка и слуги, вассалы и арендаторы расселись за длинными столами, тянувшимися внизу. Трубы проиграли звонкий сигнал, и все замолчали, пока лорд Эдмунд громким голосом читал молитву. Вновь пропели трубы, и пажи обнесли гостей серебряными сосудами, чтобы присутствующие могли ополоснуть руки, после чего дворецкий водрузил на стол деревянный кубок с серебряными ручками – круговую чашу – для торжественных здравиц.
– За господина Роберта и госпожу Элеонору, за то, чтобы Бог благословил их союз. Пусть жизнь их будет долгой и счастливой, добродетельной и праведной, – провозгласил лорд Эдмунд, и Элеонора опустила глаза, вся залившись краской. Она не привыкла быть в центре внимания. Потом хозяин замка произнес здравицу в честь короля, затем выпил за своего уважаемого гостя господина Эдуарда Морлэнда, а Морлэнд поднял тост за всех присутствующих на пиру. После чего круговая чаша была унесена; в центр стола поставили великолепный сосуд в форме усыпанного драгоценными камнями галеона, из которого каждый мужчина взял себе немного специй. Затем под звуки музыки появились пажи с первой переменой блюд.