Подкова на счастье
Шрифт:
— Ура, — деловито сказал Тимка. Гром несся от дальнего конца прогалины длиннющими высокими прыжками, на его морде тоже было написано: "Урра!" — Что ты там нашёл?! — крикнул Тимка, привставая в стременах.
Оказалось, Гром нашёл лесное озерко — переплюнуть можно — на берегу которого бил родничок. Тим несколько задумался с седла — такого он не помнил. Но потом рассудил, что, скорее всего, они тогда просто проехали мимо и, спрыгнув, начал готовить привал.
Труднее всего оказалось найти хотя бы относительно сухое место. Начало сильно парить, на жаре летнего полдня вода
Лешка оказался лёгким. Нет, Тимка, наверное, и так снял бы его без труда. всё-таки парень был на два года младше и тоньше намного. Но в этой лёгкости было что-то нехорошее. Столько не может и не должен весить двенадцатилетний мальчишка… "У него, наверное, рак вдобавок, — с жалостью и испугом подумал Тимка, устраивая Лешку на подстилке и откидывая полиэтилен. Он знал, что раком нельзя заразиться, но всё-таки ощутил неприятный холодок. — Ну, по крайней мере, он живой, — успокоил себя Тимка. В теории он знал, что умершие люди резко и мгновенно тяжелеют. — Но, наверное, от этого нельзя вылечить уже, — размышлял он, поглядывая вокруг. — Умрёт… Только бы не у меня на руках!"
Мысль была трусоватой, Тимке стало стыдно. И ему не хотелось верить, что бог — или боги, или какая-то сила! — могут наказать ребёнка за то, что его отец был подонком. Или могут? Это же несправедливо! Или справедливо? Тимка вспомнил, что и у дяди погиб сын — Максим… Так что же? "Это же получается настоящее зверство, а разве Бог — зверь?!" — вспомнились ему слова одной из немногих прочитанных книг. (1) И вздохнул. Нет, он ничего не понимал и не мог с этим согласиться, хотя какая-то справедливость — жуткая и обрекающая — в этом была. Такая же холодная и бездушная, как сходящая лавина — ничего личного, как говорят в американских кино…Но разве от этого легче мальчику?
Это были необычные мысли. Тимка помотал головой, чтобы прогнать их, поправил подстилку под Лешкой и начал собирать дрова для костра — и заварить чай. В лесу можно найти сушняк даже после самого сильного дождя, так что скоро Тим выстроил классический «шалаш» с опорами для котелка и, запалив растопку парой ударов кремня по кресалу, гордо хмыкнул.
Вода в ручье оказалась как обычно — чистой и холодной. Её даже кипятить не хотелось, но Тим уже усвоил, что чай утоляет жажду лучше обычной, даже холодной, воды. Он повесил над огнём котелок, проверил, не упадёт ли «конструкция» в огонь, бросил Грому ещё рыбы и решил выкупаться, пока вода закипит.
Вода в пруду была тёплая и попахивала цвелью и торфом. Сразу от берега начиналась глубина и, когда Тим нырнул на середине, то ощутил холод и не увидел дна. Солнце прогрело только верхние слои бурой воды, а ниже… Тимка ещё раз кувырнулся и ради чистого интереса пошёл на глубину — пока не кончился воздух в лёгких. Он пронырнул метров девять, солнце наверху казалось красноватым пятном, а вокруг — темнота и холод. Тогда Тимка пошёл вверх и вскоре вернулся в летний дневной мир. Но плавать уже не хотелось, и он поспешно
…и увидел, что Лёшка смотрит на него, чуть приподнявшись на локте.
Почему-то Тимка очень смутился. Может быть, в глубине души он воспринимал Лешку, как мёртвый груз, который надо поскорей доставить по месту и забыть о нём. Но у «груза» оказались густосиние глаза, растерянные и недоумевающие. Под этим взглядом Тимка подошёл, сел, скрестив ноги, у костра и, плечами отгоняя комаров, протянул к огню руки. В общем-то, конечно, Лешку этого можно было понять. Он вырубился где-то в городе, может, даже за границей. А открыл глаза в лесу, около костра, в компании коня, пса и незнакомого старшего мальчишки, который голышом уселся у костра. Неизвестно, что он подумал, но заговорил очень вежливо:
1. В. Каплан. "Круги в пустоте".
— Прости, а где я?
— Едешь лечиться, — пояснил Тим, доставая заварку. — Тебе чай можно?
— Мне теперь, наверное, всё можно, — Лёшка сел удобнее, и Тим обратил внимание, что даже от этого непродолжительного движения он побледнел и вспотел. А Лёшка добавил просто: — Я умираю… — и тревожно посмотрел на Тимку. — Тебе папа не давал лекарств?
— Нет, — покачал Тим головой, потирая руки, чтобы не было видно, как они дрожат. — А что, тебе больно?
— Мне как раз уже нет, — сказал Лёшка. — Но папа всё равно пичкает… разным. На что-то надеется, — и он улыбнулся. — А мне неохота… — он почему-то не спрашивал больше ничего — ни как Тимку зовут, ни где они, ни к кому едут лечиться. — Я уже скоро умру, обидно же последние дни провести так глупо, под наркотиком… Тут красиво. Я когда проснулся, то думал, что я уже… — он не договорил и попросил: — Можно мне чаю тоже? Только без сахара.
— Конечно, — Тимка протянул Лешке свою кружку, в которую не успел положить сахар. — Погоди только, пусть настоится…
— Ага… А ты кто? — спросил Лешка наконец.
— Племянник Вячеслава Тимофеевича, Тим меня зовут, — Тимка протянул руку и пожал Лёшкины пальцы. — Вячеслав Тимофеевич… он друг твоего отца.
— Я его помню, — кивнул Лёшка, дуя на чай. — У него был сын Максим… и погиб. А он сам потом уехал. Я ещё маленький совсем был… А нам долго ехать? — он отхлебнул, сглотнул. — Я давно не пил чая, — и вернул кружку. — Ты прости, но меня теперь будет тошнить. Я уже давно ничего не ем и почти не пью, только внутривенно… так надоело… — он поморщился. — А чаю очень хотелось.
Тим, не вытирая кружку, отхлебнул сам. Гром подошёл с другой стороны и бухнулся рядом с Лёшкой. Тот чуть повернулся и, просияв, опустил руку на загривок пса. Гром буркнул и, закрыв глаза, устроил голову на Лешкином бедре. Тимка ткнул пса ногой:
— Задавишь, ты.
— Нет, пусть, — попросил Лешка. — У нас таких никогда не было… Какой пушистый, кто он?
— Гром, — пожал Тимка плечами.
— А порода?
— А чёрт его знает, — Тимка поймал себя на мысли, что ведёт себя как-то нарочито взросло, как "крутой мужик". Стало смешно. — Пёс. Нашей породы. Вот и всё.