Подкова на счастье

Мартынов Александр Игоревич

… Вставай, Тимофей, прилетели.

Тимка вскинулся, неловко ткнулся плечом в стенку и охнул:

— Уши…

— Сейчас пройдёт, — дядя подцепил рюкзак. — Погоди скакать, сейчас сядем… — он внимательно присмотрелся к мальчику: — Ты чего такой встрёпанный?

— Да так… — Тимка пожал плечами, ставя рюкзак рядом с собой.

— Сон снился, — не спросил, а утвердительно сказал дядя. — Странный и непонятный… и неприятный. Так?

— Ну… да… — Тимка задумался. Если он запоминал свои сны — а это

было редко — то снились как правило фантастика, война или девчонки… иногда — кошмары, хотя и редко. А этот сон… дядя правильно его охарактеризовал. Странный. Непонятный. Неприятный. Что тут добавишь?

Самолёт уже покачивался, выруливая куда-то; за иллюминатором было попрежнему темно, только на миг мелькнуло редкое зарево. Молодой парень — Тимка так и не узнал, как его зовут — открыл превратившуюся в трап дверь. Снаружи хлынуло сухое тепло, переполненное травяными запахами и стрекотом насекомой мелочи; отрывисто взрёвывал неподалёку движок.

— Ну счастливо добраться, Славка! — крикнул из кабины дядя Аркаша.

— Тимофей, будешь в наших местах — заходи! Адрес Славка скажет!

— Ага, спасибо! — откликнулся Тимка.

И обратил

внимание, что у дяди откуда-то взялся второй рюкзак. Маленький, но, судя по всему, увесистый…

… А куда мы? — удивился Тимка, когда дядя решительно повернул в другую сторону от зарева и — ближе — довольно ярко освещённого здания, к которому двинулись пассажиры и от которого катил ГАЗ66 — ему махал руками тот мужик, который спал на брезенте. — Разве аэропорт не там?

— А зачем нам в аэропорт, особенно если это аэровокзал? — удивился

дядя. — Нам туда, — и он указал куда-то в темноту, в которой не наблюдалось ни единого огонька.

— А что там? — осторожно спросил Тимка, вскидывая на спину рюкзак.

— Светлояр, — пожал плечами дядя.

— И далеко? — у Тимки зародились нехорошие подозрения, но он ещё не хотел верить.

— Через три дня будем, — обнадёжил дядя.

Каникулы начались.

4. КОГДА ДЕРЕВЬЯ БЫЛИ БОЛЬШИМИ

В пять утра 24 июня 2006 года по местному времени (на Камчатке уже был в разгаре рабочий день, в Москве люди ещё спали) четырнадцатилетний Тимка Бондарев стоял на берегу речки где-то в России между Енисейским хребтом и Ангарой, уперев руки в бока и наслаждаясь ветерком, отгонявшим комарьё — ну и прекрасным видом.

С обеих сторон реки лежали лесистые сопки.

Солнце уже вскарабкалось в небо довольно высоко.

Одежды на Тимке Бондареве не наблюдалось.

Нет, он вовсе не одичал до такой степени, а просто собирался купаться и именно для этого ушёл из лагеря, разбитого (это слово Тим не очень понимал — ему каждый раз представлялся разорённый лагерь и воронки от снарядов) на склоне сопки. Это был уже прогресс — во время первой ночёвки в «балагане», сложенном на жердевом каркасе из лапника, Тим практически не спал от страха. Дядя как лёг, так и захрапел, а Тимка трясся до света, прижавшись к нему — когда же рассвело и мальчишка уснул, оказалось, что уже пора вставать. Одно было хорошо — за день ходьбы невыспавшийся Тимка устал так, что вечером уснул наповал и спал бы часов до двенадцати, если бы не дядя. Изверг выволок племянника изпод одеяла во втором балагане в пять утра и, пользуясь тем, что Тимка толком не проснулся, кинул его в реку. От вопля Тимки с деревьев посыпались шишки, бурундуки и особо слабонервные медведи. Зато спать расхотелось сразу — и, как мы видим, на третье утро Тимка вскочил сам, чтобы не допустить очередного насилия над собой. Он собирался быстренько искупаться и вернуться в лагерь, но застыл, удивлённый тем, что увидел. Больше всего его поразила синяя дымка, окутывавшая даль. Мальчишка так залюбовался этим, что не услышал шагов дяди и вздрогнул от его слов:

— "В нём заговорило желание, — задумчиво и медленно сказал дядя, становясь рядом и тоже глядя вдаль, — узнать и поведать людям, сколь далеко к северу простирается земля и есть ли там люди на Севере, по ту сторону пустыни…"

— Что это? — спросил Тимка, глядя на переливы леса впереди.

— Сага об Оттаре Мореплавателе… — дядя покачал головой, усмехнулся и медленно произнёс: — Понимаешь… ему захотелось не золота и даже не славы… "узнать и поведать людям, сколь далеко к северу простирается земля и есть ли там люди на Севере, по ту сторону пустыни…" По сравнению с этим мои прошлые кумиры — грабители, а ваши нынешние — ленивые бездельники.

— Почему? — без обиды, тоже задумчиво, спросил Тим, любуясь пейзажем.

— Потому что для того, чтобы скакать по сцене и раскрывать рот под фонограмму, не нужно ни ума, ни таланта, ни смелости, ни настойчивости. Только связи и смазливое личико… Вплоть до середины ХХ века кумирами мальчишек были военные, путешественники, авантюристы, исследователи… А сейчас… — дядя покривился и сделал непонятный жест руками. — Какой-то перекос в сознании человечества… Клоуны, актёришки и певички — властители дум… Те, кого церковь в своё время запрещала хоронить на кладбищах. А в те времена, как я не раз убеждался, люди были куда умнее и намного менее доверчивы…Знаешь, как погиб капитан Инглэнд из экспедиции Скотта? Когда он понял, что сам идти уже почти не может, а товарищи его не бросят и будут волочь, тратя свои силы, он однажды утром встал и сказал: "Пойду прогуляюсь, " — так беззаботно и спокойно, что все поверили. Думали, что ему стало лучше… А он просто ушёл в снега, чтобы не быть обузой друзьям… Зачем качаться, беречь здоровье, бегать к дантисту, если в момент опасности мгновенно накладываются полные штаны? А те, кто облачён властью, такое отношение к жизни поддерживают. Мол, берегите ваши задницы, поменьше думайте о душах…

— Не любите вы правительство, — заметил Тимка.

— Не люблю, — согласился дядя. — А за что его любить? Что такого оно для людей сделало?

— Не, ну я понимаю — раньше которое было, — не согласился Тим. — Дорогие россияне и всё такое… Но нынешнее-то другое. Вон, про разные национальные программы по телику говорят…

— Говорят, — опять согласился дядя. — И про двухметровых крыс говорят, только их никто никогда не видел по той причине, что их нет… А что до национальных программ — прежде чем с такими словами играть, сперва надо определиться, какой ты национальности сам. А у наших «лидеров» от слова «русский» злокачественная диарея случается. Они всё больше «россиянский» предпочитают… Хотя нет. Пьянство, тупость, вороватость — это у них всё в разговорах «русское»… Ты же парень взрослый, Тимофей, головой думать пора, хотя этого как раз многие и боятся…Ну какие «национальные» проекты? У нас первым национальным проектом должен быть проект с названием "Спасите русских детей!" Именно с таким, да ещё большими буквами. А его как раз и нету, и вообще про детские проблемы раньше хоть что-то говорили, а сейчас замолкли, как застрелились… — дядя зло фыркнул. — Орут, что в стране демографический кризис, нехватка рабочих рук! Но при этом торгуют детьми за рубеж, как будто мы Таиланд или Бразилия, где каждый год прирост по два миллиона! Кричат, что не хватает специалистов, скоро пенсионеров будет больше, чем работников —

но при этом позволяют себе семьсот тысяч сирот и от двух до пяти миллионов беспризорников, в зависимости от времени года! Вместо того, чтобы над каждым нашим ребёнком трястись, как над величайшей драгоценностью, обеспечить его всеми видами заботы и бесплатно всеми силами стараются посадить в колонию при первой возможности, не за то, так за это. А проблему рабочих рук решают тем, что тащат сюда азиатов и китайцев — и тем самым добавочно провоцируют наших парней на конфликты с этими… заезжими, за которые опять-таки сажают… Поневоле задумаешься — может, Евдокимов покойник был прав, когда пел: "А эти — вот те раз! — Пирами да потехами Неужто дразнят нас? Холёные, да сытые — Им жизнь, что фейерверк, Когда над всей Россиею Свет солнышка померк…"А кого не посадили и не бросили на улицу подыхать — из тех дебилов делают разными «Доммами666» и каналом MTV с "Фабрикой звёзд". Ну и что? Читать вообще перестали, каждый десятый неграмотный. Пьют с десяти лет, курят с двенадцати — считай поголовно. Здоровых — пять процентов. Четверть наркотой балуется, каждый двадцатый проституцией на игровые автоматы зарабатывает. Мечтать разучились. Без мата объясниться не могут. Если не дай бог кто вопреки всему задумался — психушка или снова колония… А этим уродам наверху… Помнишь, какие морозы стояли прошлой зимой? — Тимка кивнул. — Я как раз в январе был по делам в одном городе большом, тут, недалеко… Сделал дела, забежал в одно кафе дешёвенькое, погреться. Вижу — около входа за столиком трое бомжей. Две бутылки водки, коекакая закуска, а они сидят и плачут. Я сам не знаю, чего я к ним подсел. То да сё, да вы чего, мужики? Плачут. Один говорит: "Да как же чего, детишек-то сколько помёрзло!" Ну, я на своём стою — чего там у вас? А их, оказывается, с утра молодец из мэрии нанял — говорит, заплатят хорошо, только чтобы язык за зубами держали. И они весь день по городу замёрзших бомжат собирали. Я, Тим, многое видел. Но тут… Говорю: "На какое кладбище повезли, я хоть венок куплю отвезу…" А они мне и говорят: "Да на какое кладбище… — дядя втянул воздух сквозь зубы, на свалку. " Я подхватился, такси взял, говорю — гони на городскую свалку, тыщу сверх даю… Приезжаю, а там уже экскаватором яму вырыли и из КаМАЗа — Тим, понимаешь, из КаМАЗа! в эту яму сгружают, как брёвна промёрзшие. Не меньше шестидесяти. Город правда большой, но это за одну ночь! У меня волосы дыбом встали. Я подбегаю, говорю — что ж вы делаете, мужики, да вы люди или нет? Водила помалкивает, а этот, чиновничек, свинорыло лет двадцати пяти, мне говорит — а что вы надрываетесь, гражданин, зато проблема беспризорности решена… Ну, пришлось их бить. Водиле я так, для профилактики. А того гадёныша сильно избил. Я, племяш, здоровый мужик, да и драться умею не средненько. Опомнился только когда вижу — он уже в бессознанке и кровью рыгает… Подбегаю к яме. Веришь, нет, завыл, как волк. Таксист подбежал, мы вместе камазиста припрягли — стали раскладывать. Младшим годика по тричетыре, старшим лет по пятнадцать… Некоторые как обнялись друг с другом, так и застыли… В волосах иней, а на глазах у многих — лёд. Слёзы замёрзли. Представляешь, как в жутком фильме: лежат в ряд русские дети. И всё — насквозь промёрзшие. Я как этот лёд в глазах увидел, взял какую-то железку и к тому гаду пошёл. Думаю — сейчас я его… Таксист перехватил и говорит: "Стой, ты чего?!" Я ему деньги сунул, не помню, сколько, но много, говорю — езжай в любую похоронную контору, я за всё заплачу, пусть их хоронят. А сам там сидеть остался. Втемяшилось мне, что кто-то живой есть… Не знаю, как я с ума не сошёл. Потом мужики из похоронного бюро мне сказали: они приезжают, а я прямо на снегу сижу около трупов и напеваю: "Спи, моя радость, усни…" — Тимка, приоткрыв рот и обхватив себя за плечи, смотрел на дядю неверяще. — Когда Максимка погиб, я подумал: это за мои грехи. Может, и так. Но эти-то за чьи грехи посреди города в собственной стране, ничего не увидев, ничего не узнав, никем не став — погибли? Многим повезло, да. Кого-то подобрали, кого-то в дом пустили… Я знаю, — дядя вдруг улыбнулся, — одного «новорусского» в… другом городе, так он в те морозы сам с эскортом по городу колесил и вот таких — к себе на дачу, штук сто набил. Низачем. Ни для каких мерзких целей. Ни для прибыли. Просто по-тому, что — он мне говорил: "Увидал одного — и как знаешь — словно сердце лопнуло. " Они ему там всё запакостили — не нарочно, грязные, вши вые, да ещё многие первый раз в жизни хорошо поели и обблевались… А он смеётся. Но ведь на всех-то добрых людей не хватит. А если государство помочь не может или не хочет — на кой чёрт оно людям нужно?! Чтобы квартиры им в кредит давать? Чтобы доллары в стабфонд копить "на случай кризиса"? Если это не кризис, то что им надо?! Чтобы человеческим мясом на базарах торговать стали?! Чтобы конные банды по стране появились и везде с электричества на солому перешли?!

— И что? — Тимка перевёл дух и помотал головой. — Ну… там — что?

— А ничего… Я фотографии сразу в несколько газет отослал, у меня в мобильнике камера была… Нигде не напечатали. А в газетах того города уже после морозов отчёт был: "Случаев смерти от холода не было… в больницы доставлено семнадцать человек с разными степенями обморожения…" И всё. Тогда мои ребятки в Интернете бурю подняли. Они-то хорошо знают, как это — замерзать посреди города, ко-торый твой дед на пустом месте построил… Но Интернет — это же не официальный орган… Можно сделать вид, что это выдумка или… — дядя скривился, — "провокация сил, желающих дестабилизации стабилизации". Вот и весь их национальный проект — во всём виноваты международные террористы и русские фашисты, а так всё нормально вокруг, только глаза почаще закрывать надо. И храмов побольше строить. Вместо школ, спортплощадок, детских санаториев, клубов и кружков… Как где что случилось — храм! Школа сгорела — храм! Детей перетравили — храм! Завод закрыли — храм! Самолёт гробанулся — храм! И всё будет хорошо.

— Вы не верите в бога? — спросил Тимка.

— Почему, верю, — немного странным тоном сказал дядя. — Давай купайся, — он треснул Тимку по плечу, — и давай собираться. Сегодня в вечеру будем на месте.

— Подождите, — Тимка покусал губу. — Ну и что делать? Ну… вообще.

Что делать?

— Ничего. Жить. Возможность того, что власть попадёт в руки честного человека, при демократической системе равна нулю. Значит, надо просто жить самому. Помогать жить другим. И чураться любых затей государства — от единого государственного экзамена до фестиваля детского творчества.