Подлинная история королевы Мелисенты Иерусалимской
Шрифт:
И тотчас же отскочила, оттолкнув от себя тело, чтобы не замарать в крови свои монашеские одежды.
— Бедное дитя, — повторила Мелисента, как во сне. И никого в тот миг не любила она исступленнее.
Упав на колени, она стала молиться.
Сколько времени прошло? Неведомо. Только вдруг Мелисента увидела, что идет по дороге, мимо стен Иерусалима, в сторону Дамаска, и обнимает Евангелину за плечи, как сестру или подругу, и девушка доверчиво шагает рядом, и плечи ее теплы, а щеки розовы. Белый шарф — знак неземного — один на двоих окутывал их.
— Мы
— Не знаю… Может быть, мне вернуться? Вы убили меня? — отозвалась Евангелина.
И оглянулась.
Оглянулась и Мелисента.
В пыли, у дорожного куста, она увидела два тела, сброшенные душами, как старая одежда: изуродованное — Евангелины и застывшее в молитвенной позе — свое. И глядя на себя сверху, поняла вдруг Мелисента, что становится старой и уродливой и что все в ней вызывает теперь отвращение — и ханжеская складка губ, и разлохмаченные волосы, и лживые глаза…
///Отвращение мадам королева вызывала не только у себя. Стояла она раз на дороге, перед большой лужей, и размышляла о своем, о девичьем; а издалека наблюдали за нею какие-то шотландцы. До чуткого слуха ее величества донесся такой диалог:
— Шел бы да помог девушке перебраться через лужу.
— Ты уверен, что это девушка? По-моему, это старая карга…///
И поспешила отвернуться Мелисента и так сказала Евангелине:
— Я убила тебя, дитя мое. Ты уходишь к Богу. Не бойся. Позволь мне проводить тебя.
— Ты так веришь в Бога, Мелисента?
— О да! Я верю в Него всей душой.
— Если бы мне иметь твою веру, Мелисента. Если бы мне верить, как веришь ты!
— Господь с тобой, Евангелина! По твоей молитве творились чудеса; я же лишь рыдала в раскаянии, когда совершала очередное преступление.
— Моей веры никогда не достало бы для того, чтобы совершить преступление и знать, что Бог все же не отступится от меня. Скажи, Мелисента, ты действительно хотела отречься от Балдуина?
— Это правда. Ты почувствовала, не так ли?
— Да.
Они шли, оставляя позади города, селения и людей, невидимые для живых, свободные от лжи и страстей. И не нужны были им люди, и ложь, и страсть, и война, ибо находились они во владениях смерти, и была смерть прекрасна и чиста.
И миновали они поворот на Александрию, где повстречались с толпой убитых воинов. Брели воины вперемешку, правоверные и неверные, и бранились по дороге, и кричали, что вернутся и отомстят, и полны были темных страстей, и рвались они скорее возвратиться на землю. Но мимо них прошли Евангелина и Мелисента, ибо к тишине они стремились.
И за поворотом, когда скрылась из вида Александрия, неожиданно охватила их тишина. Неземная то была тишина, невероятная, внезапная, как удар меча.
Не стало больше людей и поселений, смолкли все голоса. Только скала по левую руку и певучая темная река — по правую. Бежала эта река по большим плоским камням и неумолчно пела,
Сырая тропинка липла к босым ногам. Все медленнее шли обе путницы, все тише звучали их разговоры и наконец иссякла речь. Настало безраздельное царство певучей воды, полумрака и одиночества. То было преддверие рая.
Наконец показался залитый солнцем луг на другом берегу реки. Через реку было переброшено белоствольное дерево — узкий мост для праведных.
А за лугом разливался безраздельный свет.
Мелисента оттолкнула от себя Евангелину, и та пошла вперед. Остановилась на берегу. Оглянулась. Совсем как тогда, в Иерусалиме, перед тем, как ступить на лестницу, спущенную ей сарацинами. Мелисента кивнула.
И византийка птицей взлетела на ненадежный мост и пошла над водами, ни разу не покачнувшись, ни разу не усомнившись, легкая и уверенная. И чем дальше она уходила по мосту, тем больше окутывал ее свет.
Вот она ступила на луг, и тотчас же высокая трава поглотила ее ступни. Теперь вся Евангелина была залита светом — сгусток жизни в океане золотистого сияния. Она шла, шла по солнечному лугу, все больше растворяясь в сверкании близкого рая.
А Мелисента стояла на берегу темной реки, на влажной тропинке, и неотрывно глядела ей вслед. Вдруг Евангелина остановилась — еле заметная фигурка в пронизанной золотом зелени — и, повернувшись, махнула рукой той, что нанесла ей смертельный удар.
И вот тогда обильные сладкие слезы потоком хлынули из глаз королевы.
34. О том, как королева возвратилась в Иерусалим
— Когда Мелисента вернулась из рая, мусульманский Иерусалим уже пал.
Медленно шла она по тропе вдоль райской речки, долго мешкала у поворота, не решаясь снова войти в мир живых. И все же она была еще жива и ей предстояло продолжать бороться. Потому, преодолев себя, шагнула Мелисента за поворот и оказалась в шумной, бестолковой Александрии.
Мир людей с их суетой и криками навалился на Мелисенту, раня ее болезненно и страшно. Закрывая уши, отводя глаза, брела она по дороге к тому месту, где осталось ее бренное тело, погруженное в молитвенный экстаз над трупом Евангелины.
И вот видит она разоренный Иерусалим, видит, как сбрасывают с обломков башни зеленое знамя Пророка, как бродят вокруг раненые, как госпитальеры, сбиваясь с ног, пытаются спасти тех, кто еще может жить, как наемники милосердно перерезают горло тем, кого надлежит избавить от лишних мучений. Беспорядок, шум, суета — неизбежные спутники первых часов победы. Ни одного мусульманина в крепости уже не было.
Впрочем, один все же нашелся. Стоял со связанными руками. Один крестоносец бойко продавал его второму.