Подлинная история 'Зеленых музыкантов'
Шрифт:
(116) Ну не машА же?
(117) , как Тенесси Уильямс ("Татуированная роза").
(118) Дескать, фули надо?
(119) , как чекист в кустах.
(120) Ой, я не могу! В спину! Дайте перевести дух!
(121) Еще лучше "будь ласка".
(122) Айболита.
(123) "Я буду гнать велосипед" (Н. Рубцов, которого я последний раз видел, когда заканчивал свой геологоразведочный в Москве. Рубцов лежал в брюках и майке на железной, так называемой панцирной сетке в одной из комнат литинститутского общежития и, узнав меня, попросил три рубля. Вспомнил, кто нас познакомил, - Анатолий Третьяков, которого я чуть выше назвал Толиком).
(124) , что при скорости 4 км/час -
(125) [...]
(126) , полную света и хрусталя.
(127) , который у нее потом тоже украли, а ее самое зверски изнасиловали и убили с расчленением.
(128) с нарочитым еврейским акцентом.
(129) Почитай, Иван, газету.
Прокурором станешь к лету.
(советское, народное)
(130) Как в пьесе Н. В. Гоголя "Ревизор".
(131) Правильнее - "акромя", а впрочем, надо справиться о правильном написании у кого-нибудь, кто кроме этого ничего не знает.
(132) В смысле "сына", не в ином же.
(133) в кокошнике и с синяком под глазом.
(134) Так назвали Эдуарда Ивановича Русакова в фельетоне, опубликованном в К-ской газете по поводу нашего журнала "Свежесть". [...] Мама Эдика со страху, что его посадят, спрятала все его сочинения и сказала, что сожгла их.
(135) Запятые тут ни к чему, вопрос серьезный.
(136) The guy was absolutely absentminded (из английского учебника для начинающих).
(137) Какой-то действительно голубой получился рассказ у Иван Иваныча. Продать его, что ли, Регине Р.? Пусть хоть порнуху из него залудит, чтоб добро не пропадало.
(138) "Открыто" в смысле "не закрыто".
(139) Что, дескать, только такая чушь и может иметь право на существование в предлагаемых общественно-политических рамках литературы "развитого социализма".
... Пошла бы ты отсель домой, литература.
Вы говорили нам, что справедливость есть.
Тогда зачем вам - все, а нам - прокуратура.
(Б. Ахмадулина, цикл "101-й километр")
(140) Нет, не всё. Попугасовы не всё понимали, а многие из них так и умерли под портретом кумира 60-х Хемингуэя с надеждой на скорый приход ХОРОШИХ КОММУНИСТОВ, которые устроят настоящее светлое будущее вместо того убожества, в котором обретается страна. Попав теперь в будущее настоящее, мы видим, что жизнь значительно сложнее черно-белых схем, чему и посвящена эта книга.
(141) Теперь - г. Лесосибирск. Тоже красиво. "В колхоз" всех городских граждан СССР посылали постоянно. Пионеров - "на прополку". Студентов и служащих - "на уборочную". Считалось, что "интеллигенция" все равно ни хрена не делает, так пусть хоть в поле потрудится. Это отчасти соответствовало действительности равно как и то, что пьяные колхозники реально не могли собрать никакой урожай, особенно богатый.
Богатый урожай становился национальным бедствием. Шла "битва за урожай", но все равно он чаще всего оставался под снегом, по крайней мере в Сибири. Многие горожане ездили "в колхоз" с превеликим удовольствием, чтобы попьянствовать и потрахаться на природе. Замечу, что некоторые из них практически по тем же соображениям любили участвовать в военных сборах солдат и офицеров запаса, что прекрасно иллюстрируется фильмом Вадима Абдрашитова "Парад планет". Скука социализма рождала потребность в приключениях.
"Я уж тут подженюсь, я тут обязательно подженюсь!" - возбужденно восклицал какой-то очкарик, отец семейства, когда мы ехали "от производства" на уборочную в с. Глядень К-ского края, где я написал средь шумного бардака, на койке общежития огромной комнаты сорокаместного барака рассказы "Жду любви не вероломной" и "Барабанщик и его жена барабанщица", напечатанные в 1976 в "Новом мире". Из
(142) Действительность и была бредом. Поэтому только АБСУРДИЗМ имеет право претендовать на титул СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА, ибо многие другие произведения так называемых СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ являются чистейшей фантастикой.
(143) Ну раз уж вступили в отношения (см. комментарий 93), так "почему бы и нет"?
(144) Что тут неожиданного, если "Красное крепкое" имело крепость 18 градусов, и к тому же уже существовала поэтическая строчка "Учитель, воспитай ученика"?
(145) "Настоящее", очевидно, в смысле "искреннее". Это - вредное влияние статьи Вл. Померанцева "Об искренности в литературе", опубликованной "Новым миром" в самом начале "оттепели" и сильно раскритикованной большевиками. У А. Вознесенского есть стихотворение о том, как он включил водопроводный кран и из него пошла ржавая вода. "Я дождусь, пойдет настоящая!" - восклицал поэт, и огромная страна понимала, на что он намекает. [...]
(146) Я вот все гадаю, как этих чертей правильно называть - большевики или коммунисты? Лучше, конечно же, - коммуняки, да уж больно получается как-то по-простому, по-домашнему. Хотя, может, так и надо в стране, где их было 20 миллионов членов, то есть - каждый десятый. А если исключить из расчетов деточек (больше-то кого исключишь?), вообще, наверное, получится каждый восьмой... Так вот, коммунякам очень не нравились жизненные детали. Дело в том, что cоветская власть, боясь обобщений, параллельно терпеть не могла конкретизации и вечно играла в непонятное, как бы выразились блатные. Я, например, когда работал геологом, то нам выдавали карты со смещенными координатами, чтоб мы не знали своего конкретного места, а знали лишь относительное. [...] Что ж, наверное, cоветская власть и здесь, как всегда, права. Допусти детали, и всем всё станет видно во все стороны, как у Свифта в стране великанов или на картине Энди Уорхола, где всего-то-навсего изображен многократно увеличенный выбритый мужской подбородок, производящий отвратительное впечатление. А если вспомнить Эдгара По?
(147) Потому скорей всего, что был приятно поражен, что "редактор" оказался не фофаном советским, а разумно мыслящим существом.
(148) [...]
(149) Прекрасно понимая, что советский редактор чаще всего был вторым по счету (после "внутреннего") цензором, я все же заявляю, что редактор необходим любому писателю, потому что любой писатель может проявить дурновкусие в заданных им самим рамках собственного сочинения или допустить "ляп". [...] Эх, молодежь, а каких замечательных редакторов я знавал! Которые смотрели на мой текст моими глазами, а видели больше, чем я. [...]
(150) Указчику - говна за щеку! (фольклор)
(151) В Советском Союзе любой вопрос решал не тот, кто должен его решить, а коммуняка, стоящий на одну ступеньку круче по служебной лестнице. Вот отчего все мелкие и крупные начальники моей страны были нервными, а властители ее - сумасшедшими, потому что они были атеистами и полагали, что выше них, кроме Ленина, уже никого нету.
(152) Анекдот звучал так: Сталин вызывает какого-то физика и велит к утру сделать атомную бомбу. "Постараюсь, Иосиф Виссарионович", - говорит физик. "Старайся, старайся. Ведь попытка - не пытка, правда, Лаврентий?" добродушно обращается вождь к Берии. "Чистая правда", - лукаво блестя стеклышками пенсне, отвечает главный (в то конкретное время) палач страны. Глупый анекдот, и в годы "Зеленых музыкантов" за такие анекдоты, как бы развенчивающие культ личности, уже не сажали. А вот за "клеветнические, порочащие советский общественный и государственный строй" частушки типа: