Подлость союзников. Как Запад предавал Сталина

Паркер Ральф

Один инцидент ярко продемонстрировал мне отношения, существующие между обоими посольствами. Я написал в представляемые мною газеты о том, что советский народ возмущен необоснованным обвинением американского посла адмирала Стэнли, будто Советское правительство намеренно скрывает от населения, что Советский Союз получает продукты по ленд-лизу из Америки.

Сэр Арчибальд Кларк Керр счел нужным принести за меня письменные извинения Стэнли, причем меня поставил об этом в известность уже после того, как письмо было послано. По-видимому, американцев следовало безоговорочно считать безупречными.

«Удивляюсь, как это вы решаетесь

здесь показываться», — заметил сэр Арчибальд, когда мы с ним встретились немного спустя в американском посольстве.

Когда послом Соединенных Штатов был назначен Аверелл Гарриман, позиция смиренного послушания, занятая британским посольством, выявилась еще более ярко.

Правда, в дипломатических кругах ходили упорные слухи, что Кларка Керра, как старшего и более опытного дипломата, отнюдь не радовала второстепенная роль, которую ему предлагали играть; но, съездив в Англию и проконсультировавшись с английским правительством, он стал так подчеркнуто выражать свое уважение к своему американскому послу, что эти слухи сразу прекратились.

Корреспондентам английских газет в Москве гораздо труднее было получить доступ к британскому послу, чем американским журналистам.

Более того, одно время существовало соглашение, по которому английские корреспонденты пользовались правом присутствовать на пресс-конференциях Гарримана, а для американцев, в свою очередь, были открыты двери английского посольства. Такое положение устраивало обе стороны, однако в скором времени доступ английским корреспондентам в американское посольство был прекращен, а когда они, пытаясь восстановить справедливость, потребовали, чтобы и американцев не допускали в английское посольство, — им заявили, что «это было бы неудобно».

Таким образом, в дипломатическом корпусе ведущую роль играли американцы, особенно если это были люди, называвшие себя «специалистами по Советскому Союзу» — как Джордж Кеннан и Дюрброу. Американцы заняли место, прежде принадлежавшее немецким дипломатам. Подобно тому, как мягкоречивый миллионер Гарриман, магнат судостроительной, авиационной и железнодорожной промышленности, финансист и бывший концессионер Чиатурских марганцево-рудных разработок в Грузии, человек с лицом преступника, оплачивающего шантаж, чтобы спастись от разоблачений, вечно сутулящийся, словно от страха перед ближним — подобно тому, как этот Гарриман командовал шотландским дворянином Кларком Керром, так и позже в трио Кеннан — Роберте — Шарпантье первую скрипку играл не француз и не англичанин, а американец. Начиная с 1944 года, почти каждый дипломатический демарш по адресу Советского Союза согласуется между тремя посольствами, причем решающий голос всегда принадлежит американцам.

* * *

Американцы были очень довольны прислужничеством Кларка Керра — настолько довольны, что группа влиятельных американских журналистов, находившихся в Москве, начала агитацию за то, чтобы он был назначен британским послом в Вашингтоне.

В конце концов сэр Арчибальд дождался осуществления своей мечты: он был назначен британским послом в США после войны, когда лейбористскому правительству понадобился подходящий человек, для того чтобы представлять в США Великобританию, отказавшуюся от своей независимости.

В 1946 году в Москву на место сэра Арчибальда Кларка Керра был назначен сэр Морис Петерсон, дипломат старой школы, карьера которого, как говорили, близилась к концу. Если английские журналисты

могли, и вполне резонно, жаловаться на то, что Кларк Керр беседует только с их американскими коллегами, то про его преемника справедливо было бы сказать, что он совсем ни с кем не беседовал. Он был по крайней мере «беспристрастен» и решительно ни с кем не делился своей государственной мудростью.

Дипломатическим кругам трехлетнее пребывание Петерсона на московском посту памятно, главным образом, по знаменитой «чашке чая» на Софийской набережной. Вот что произошло за этой «чашкой чая».

Как-то раз зимним вечером прохожие могли наблюдать, как одна машина за другой подкатывали по Софийской набережной к британскому посольству и въезжали во двор. Главы всех дипломатических миссий в Москве подымались по лестнице, проходили через темный холл в большую с позолоченными стенами приемную чрезвычайного посла его величества короля Англии.

Однако это не был обычный прием за чашкой чая. Дело в том, что в это время в Советском Союзе была объявлена денежная реформа. С момента проведения денежной реформы дипломатический корпус горел негодованием. Возврат к открытой торговле означал, что дипломаты лишаются привилегии покупать в «закрытом» магазине. Теперь они были вынуждены — подумать страшно! — сталкиваться с «местными жителями». В смелом мероприятии советского правительства, направленном на улучшение условий жизни 200 миллионов населения, они не усматривали ничего, кроме неудобств для себя.

На приеме, устроенном британским послом фактически в связи с денежной реформой, британские, французские и американские дипломаты сделали попытку убедить старшину дипломатического корпуса китайского посла Фу Бин-чана созвать собрание, чтобы обсудить возможность совместного протеста министру иностранных дел Советского Союза.

Фу Бин-чан хмыкнул. Затем он откашлялся. Затем он улыбнулся: «Будет ли удобно некоторым посольствам — я не говорю каким именно, заметьте это — выступать с подобным протестом? Разве некоторые посольства — я опять не говорю какие именно, очень прошу отметить это — не нарушили данные ими обязательства не вводить в обращение обесцененных денег?» (Речь идет о незаконном ввозе в СССР иностранными дипломатами фальшивых, а также выпущенных немцами купюр по образцу советских денег. — Авт.)

Однако эта дипломатическая речь Фу Бин-чана не удовлетворила посланцев западных держав, и по предложению французского и американского поверенных в делах британский посол тут же созвал собрание.

Дипломаты уселись в круг. Можно было подумать, что они собираются играть в жмурки или какую-нибудь другую невинную детскую игру. Это впечатление усилилось, когда в самой середине круга преспокойно расположился старый пес Бриндл, закадычный друг сэра Мориса Петерсона. Пес внимательно оглядел собравшихся дипломатов, улегся и заснул.

После того как хозяин прочитал проект заявления, составленного в выражениях, с которыми приличнее было бы обратиться к вождю маленького племени в колониальной стране, чем к правительству великой державы, воцарилось молчание. Казалось, тут незримо присутствует дух Пальмерстона и вот-вот британская канонерка подымется по Москве-реке и бросит якорь между британским посольством и Большим Кремлевским дворцом.

— Молоко, молоко! — нарушая молчание, вскричал осанистый турецкий посол Фаик Акдур. — Уже три дня мои малютки не имеют молока! Вы должны сказать об этом в протесте.