Подлунный квест
Шрифт:
— А вот и кадет Огинский-Зотов! — осклабился куратор, явно ждавший моего появления. — Пока еще кадет, — добавил он злорадно. — Надолго ли? Те, кто столь грубо нарушают приказы, в Федоровском корпусе обычно не задерживаются!
Глава 12
в которой мне сулят Сибирь
— Я ничего не смогла сделать, — развела руками Воронцова. — Чуб пришел с Веркой — ну, моей соседкой. Я ей на двери оставила метку с просьбой не входить — у нас так принято, как раз на такого рода
— Чтоб ему живым в Пустоту провалиться! — буркнул я. — Как он узнал-то, духов выродок?
— Теоретически даже мой, перстнем деланый портал можно отследить, — пожала плечами Милана. — Но это надо нарочно караулить. И особый артефакт задействовать. Который еще и разрядится при этом. Поднапрячься придется, в общем… Ты там у куратора часом никакую девицу не отбил, что он так расстарался? — невесело хмыкнула она.
— А у него есть кого отбивать? — скривился я.
— Ну, мало ли…
— Нет, — мотнул я головой. — Разве что…
— Что?
— Ну, я же рассказывал: утром после построения он настойчиво советовал мне держаться от тебя подальше. Плел еще какую-то чушь про катящихся с ярмарки по наклонной плоскости. Может, Чуб ненароком на тебя запал? — усмехнулся я. — Вот и взялся выслеживать.
— Скажешь тоже! — поморщилась молодая графиня.
— А что, это бы все объясняло! — высказанная сперва в порядке шутки, мысль уже не казалась мне такой уж и бредовой-бредовой. Нет, бредовой, конечно, но не бредовой-бредовой.
— Ха! А с чего бы я тогда схлопотала от него две дюжины баллов штрафа? — напомнила моя собеседница.
— О, от любви до ненависти, знаешь ли…
— Да ну тебя к духам! — буркнула Воронцова. — Может, наоборот, это ты у нас куратору приглянулся? — с ехидной улыбочкой добавила она.
— Ага, и поэтому он решил выставить меня из Федоровки?
— Чтобы окончательно не впасть в соблазн, — предположила Милана. Все же, думаю, не всерьез — в насмешку. — Ну или как ты сам сказал: от любви до ненависти — только мерлин слить! К тому же, не выставил ведь в итоге!
— А вот это уже ни разу не его заслуга…
Подловивший меня на выходе из портала поручик и в самом деле был настроен более чем серьезно: по его словам, с корпусом мне теперь стоило попрощаться. Однако, хвала Ключу, принять решение об исключении кадета из Федоровки было не в его компетенции, так что куратор поволок меня к начальству. Но тут мне повезло: фон Таубе не оказалось на месте — подполковник еще с утра убыл куда-то по своим подполковничьим делам. У Чуба же свербило, ждать он не захотел — и сдал меня на расправу Корнилову.
А вот Юрий Константинович рубить с плеча не стал, предложив сперва скрупулезно во всем разобраться. Достал толстый фолиант правил внутреннего распорядка корпуса и зачитал нам с куратором пункт о том, что самовольная отлучка с территории Федоровки и впрямь может караться исключением — но только если доказано, что кадет отсутствовал более шести часов, либо при наличии отягчающих вину нарушителя обстоятельств — и отсутствии смягчающих оную. Не было меня в корпусе ровно час, еще где-то на полчаса у меня не имелось железного алиби, но вот до этого
Но вот размер этого наказания куратор определять был уже вправе — и, скрепя зубами от злости, оштрафовал меня по максимуму: на пять полных дюжин.
Досталось в итоге «на орехи» и Милане — с нее Чуб снял двадцать четыре очка.
Молодая графиня восприняла наказание философски: на первенство в командном зачете ее отделение всяко не претендовало, а что касается зачета личного… Порядки у «воронцовцев» были такие, что за какое бы место за обеденным столом Милана ни села, то бы автоматически считалось командирским торцом, а куда бы ни встала в строю, это и назвали бы правым флангом.
Что до меня, то среди «жандармов» я теперь проигрывал и Терезе, и Златке. Ну да это было не зазорно. Хуже, что сократился отрыв нашего отделения от «ясухаровцев». Там у нас все еще оставалась фора в сто тридцать два балла, но почти треть былого преимущества мы разом потеряли — и все из-за меня. А с учетом того, что Златка загремела в лазарет и на полевой выход «жандармы» теперь шли в урезанном составе, не вызывать у меня определенного беспокойства такое положение вещей не могло.
До кучи, еще на шесть баллов меня оштрафовали за несвоевременную сдачу курсовой: зависнув на разбирательстве у Корнилова, я не уложился в срок на каких-то пятнадцать минут. Ну тут, надо признать, я уже сам был виноват: что мне стоило закрыть этот вопрос до того, как уйти в самоволку?
Так-то, по-хорошему, я и западни Чуба мог бы благополучно избежать — всего-то и нужно было послать Оши проверить пути отхода. Не виделось повода? Да просто на всякий случай!
Что ж, решил я: пусть случившееся послужит мне уроком! Впредь буду предусмотрительнее. А пока: спасибо, что все свелось к банальной потере баллов!
Ну а духову Чубу я, конечно, все это еще припомню. Дайте срок…
Уже следующим утром нам предстояло отправиться на пресловутый полевой выход, и нынче после ужина всему курсу было велено собраться в «театральном» зале главного здания для долгожданного инструктажа. Не успели мы толком рассесться, как вошли Корнилов, Чубаров и с ними какая-то дамочка в светло-зеленом мундире с серебряными эполетами штабс-ротмистра и при значке целителя на груди. А за ними — вереница девиц лет восемнадцати в салатовых кителях с подобными же бляхами в виде выжимающего из пары змей яд двуглавого орла, такого же цвета юбках и элегантных пилотках. Впрочем, нет, не только девиц: затесались среди них и три-четыре паренька. Эти, понятно, были в брюках и без головных уборов, но характерные значки на кителях красовались и у них.
При появлении в зале офицеров мы привычно подорвались с мест, но внимание наше тут же переключилось на их необычную свиту.
Видеть такого рода униформу мне уже доводилось — осенью, на гонках, у девушек из команды Амурского института. Тех самых, что сдуру врезались в наш «Москвич» и чуть не лишили Федоровку заслуженной победы. Кажется, я даже узнал среди вошедших плоское азиатское личико Цой и безразмерный бюст одной из ее подруг по экипажу, фамилия которой как-то вылетела у меня из головы.