Подмена
Шрифт:
26
Изрядно постаревший Лев Соломонович — бывший главврач роддома для привилегированных рожениц сидел на веранде своего домика в окрестностях Тель-Авива и покачивался в кресле-качалке, глядя на краснеющий на горизонте закат. Он давно уже уехал из России, но по привычке выписывал российские газеты и смотрел российские программы по телевизору. Лев Соломонович по причине преклонного возраста уже не работал, получал от Израильского правительства пенсию, но иногда давал бесплатные
Около его домика остановилась красивая дорогая машина, из нее вышли мужчина и женщина и направились в его сторону. Лев Соломонович прищурился, стараясь угадать кто это к нему пожаловал, но, даже когда парочка приблизилась, он не узнал их.
— Здравствуйте, — поздоровался мужчина, — меня зовут Антон Сергеевич Ермишкин, я из России.
— Антон Ермишкин, — поднял брови Лев Соломонович, — уж не сын ли тети Маши, которая работала под моим командованием в роддоме в Москве?
— Да, — кивнул Антон, — однако, у вас хорошая память.
— Пока не жалуюсь, — ответил бывший главврач, — но, знаете, бывает уже иногда пробиваются признаки склероза — забываю куда положил ту или иную вещь. И не могу вспомнить. Да вы проходите, дорогие мои, присаживайтесь вот в эти плетеные кресла. Между прочим, я привез их из России, когда иммигрировал. В Израиле таких нет, здесь сплошь синтетика. А вашу спутницу как зовут?
— Сара Либембаум, — представилась женщина, — я ваша соотечественница, живу в Назарете.
— Бывал, бывал я в Назарете, — кивнул поседевшей головой Лев Соломонович, — хороший город, красивый, пропитанный духом тысячелетней истории. Так что привело вас ко мне?
— Вы знаете, — начал Антон Сергеевич, — пару лет назад моя мама Мария Ивановна Ермишкина рассказала мне одну забавную историю, которая касается и вас.
— Так-так, — хитро улыбнулся Лев Соломонович, — любопытно узнать что это за история.
— Мама была тяжело больна и знала что умрет, — продолжил Антон, — поэтому покаялась и рассказала мне что после разговора с вами подменила малышей в палате. Я был рожден Сливянским, но она забрала меня, а вместо Сливянского подложила своего сына, который был на неделю старше.
— Что-то я не припомню какой разговор вы имеете в виду? — нахмурил брови старик. — Помню я чету Сливянских, у них папа был каким-то важным функционером в Кремле.
— Да, именно так, — кивнул Антон, — именно об этом вы говорили с тетей Машей, сказали ей, что ее сын будет всю жизнь горбатиться за кусок хлебе, а Сливянский родился с золотой ложкой во рту.
— Да-да, что-то припоминаю, — пробормотал Лев Соломонович.
Было видно что старик ничего не вспомнил, но согласился для приличия. Естественно, для него это был ничего не значащий разговор, а для Антона поворотный
— Так-так, — сказал Лев Соломонович, — и что же дальше случилось? Она вас подменила и что вы хотите этим сказать?
— Я урожденный Сливянский Антон Сергеевич, был воспитан Ермишкиной Марией Ивановной и получил ее фамилию, — сказал Антон, — вернее, я ей не воспитывался, а провел все свое детство в детдоме. А когда настало время матери умирать, она позвала меня и попросила найти ее родного сына Антона, которого она подложила в мою кровать, найти родителей Сливянских и вас тоже, чтобы попросить прощения за то, что она сделала.
— А что она сделала? — спросил старик.
Очевидно склероз у него все-таки прогрессировал гораздо сильнее, чем он сам это себе представлял.
— Она подменила нас в роддоме, — терпеливо пояснил Антон.
— Ах, да, вы говорили, — махнул рукой Лев Соломонович, — любопытная история. И что же вы нашли этого самого родного сына тети Маши?
— Нашел, — кивнул Антон.
— Он, естественно, вам не поверил, — догадался Лев Соломонович.
— Он сидел в колонии за вооруженный грабеж, — ответил Антон.
— Так-так, — заинтересованно заерзал в кресле бывший главврач, — любопытно. А вы не могли бы рассказать мне всю эту историю с самого начала до самого конца, ничего не пропуская. Это очень, очень любопытная история.
Антон устроился поудобнее и рассказал старику все сначала — о том как он приехал к Сливе в зону, о том как он устроил ему побег, о том как тот обманул его и не поехал к матери. О том, как сколотив банду, Слива терроризировал пол Москвы. И о том как он бесславно погиб тоже рассказал. Правда, не стал говорить о том, что его застрелила Даша, которая пребывала с ним в гостях у Льва Соломоновича в качестве госпожи Либембаум.
— Однако, — почесывая нос, похожий на вялую морковку, сказал старик, — чем же вы объясните тот факт, что в семье папаши уголовника и мамы уборщицы вы выросли приличным, как я понял честным человеком, а Слива стал таким разбойником и убийцей?
— У меня одно объяснение — гены, — ответил Антон, — я много об этом думал и понял, что дурные гены пересиливают любые внешние обстоятельства — воспитание там, образование, окружение. А хорошие гены пробивают себе дорогу через грязь и помойку жизни.
— Это верно, — согласился Лев Соломонович, — а что вы скажете, если я отвечу вам, что никакой подмены не было?
— Как это не было? — в один голос спросили Антон и Даша-Сара.
— А вот так, молодые люди, — ответил бывший главврач, протирая платочком большие в черной оправе очки, — у нас все-таки был ведомственный роддом, а я был в нем начальником. И отвечал даже за пыль на листьях фикуса. Такой подмены не могло быть ни при каких обстоятельствах.