Подмененная
Шрифт:
Какая коварная жестокость была в том, что исчезновение его жены связывали с его политической карьерой! Мы все понимали, что его надежды разбиты в прах именно этим, но зачем нужно было подчеркивать этот факт? Это было почти равно обвинению Бенедикта в убийстве жены, на что, несомненно, и рассчитывали авторы заметки.
Бенедикт забрал газеты в свой кабинет. При мысли о том, что он почувствует, читая эти жестокие слова, я вдруг приняла решение и постучалась в его дверь.
— Войдите, —
Я вошла. Он сидел за столом, забросанным газетами — Мне очень жаль, сказала я.
Он понял, что я имею в виду, потому что ответил:
— Это было неизбежно.
Я прошла в комнату и села в кресло напротив него.
— Это не может долго продолжаться, — сказала я. — Скоро все выяснится.
Он пожал плечами.
— Бенедикт… вы не возражаете, если я буду называть вас так? Я не могу называть вас мистером Лэнсдоном, а…
Он кисло улыбнулся:
— Очень странно сейчас беспокоиться по такому поводу. Ты не можешь заставить себя называть меня отцом или отчимом… я всегда понимал это. Зови меня Бенедиктом. Почему бы и нет? Как будто мы с тобой друзья. Возможно, одна из причин, по которым ты не желала признавать меня, крылась в том, что ты не знала, как ко мне обращаться.
Он рассмеялся, но смех его был невеселым. Я чувствовала, что он сильно встревожен и обеспокоен.
— Что теперь будет? — спросила я.
— Вот этого я не могу сказать. Где она может быть, Ребекка? У тебя есть какие-нибудь предположения?
— Куда она могла пойти в таком виде? Она ведь ничего не взяла с собой, даже сумочку… и она без денег.
— Видимо, с нею что-то произошло. Полиция считает, что она мертва, Ребекка.
— Откуда такая уверенность?
— Ты, должно быть, слышал, что они копали на трехакровой лужайке. Зачем бы это? А затем, что предполагали найти там ее тело.
— О нет!
— Я уверен, что они подозревают убийство.
Конечно, ему уже пришлось пройти через нечто подобное, когда его первая жена умерла, приняв чрезмерную дозу лекарства. Поэтому он был особенно чувствителен к намекам и одновременно являлся вдвойне уязвимым для подозрений.
— Но кто… — начала я.
— В таких случаях первым подозреваемым бывает муж.
— О нет! Да и как это возможно? Вас здесь не было.
— А что мне мешало проникнуть в дом, убить ее, а потом избавиться от тела?
Я в ужасе смотрела на него.
— Я не делал этого, Ребекка. Я ничего не знал о ее исчезновении, пока не получил вашу телеграмму.
Ты веришь мне?
— Конечно, верю.
— Надеюсь, что это так и есть.
— Я не понимаю, как вы могли хотя бы на секунду засомневаться, что я вам верю.
— Спасибо. Очень неприятное дело. Чем же оно закончится?
—
— Ты думаешь?
— Да, я думаю, что она вернется.
— Но откуда и почему? Все это мне кажется какой-то бессмыслицей…
— Все загадки кажутся такими, пока не найдено решение.
— Я вновь и вновь ищу возможную разгадку, но не могу найти удовлетворительного объяснения. Это неприятный вопрос, и виноват в этом только я, Ребекка. Я несу за это ответственность не меньшую, чем если бы задушил ее подушкой.
Не нужно так говорить. Это не правда.
— Ты знаешь, что это правда. Ты ведь знаешь, что я сделал ее несчастной, правда?
— Да.
— Она говорила с тобой об этом?
— Немного.
— Вот видишь, что бы она ни сделала, я несу за это ответственность. Мне следовало прилагать больше усилий.
— Вряд ли Это помогает в любви.
— Мне не надо было жениться на ней, но я считал, что со временем все уладится. Было глупо с моей стороны пытаться найти замену Анжелет.
— Это было невозможно. Тем не менее, вы могли бы принести друг другу радость. Она искренне любила вас.
— Она была слишком требовательной. Если бы не это, может быть, все сложилось бы иначе. Я не оправдываюсь. Мне уже приходилось переживать нечто подобное, Ребекка. Если окажется, что я убил ее своим безразличием, своей любовью к Анжелет, мне будет нелегко жить, сознавая это. Отчего жизнь бывает так жестока? Я считал, что добился всего, чего хотел. Мы оба желали этого ребенка, а потом я мгновенно лишился всего. Почему? Все из-за… Белинды. И зачем я рассказываю тебе это?
— Потому что теперь мы друзья.
Легкая улыбка заиграла на его губах. Потом он сказал:
— А что происходит с тобой, Ребекка? Ты несчастлива. Я уже давно заметил это.
— Вы заметили?!
— Я хотел узнать, что произошло. Но ведь мы были далеки друг от друга, верно? Между нами не было дружбы. Мы веди себя как противники, готовые вступить в войну, если подвернется хоть какой-нибудь предлог.
— Да, все было именно так, — согласилась я.
— Теперь ты знаешь, что у меня на душе, — сказал он. — Что же происходит с тобой?
— Я очень несчастна.
— Любовные дела?
— Да.
— Мое бедное дитя, чем я могу помочь тебе?
— Мне никто не поможет.
— Ты не хочешь рассказать мне?
Я заколебалась.
— Если ты не расскажешь, — продолжал он, — я не буду уверен в том, что мы с тобой стали друзьями. А это для меня значит очень многое.
— Мне кажется, вы в любом случае не одобрили бы это. Вы хотели устроить мне блестящую партию, потому что я — ваша приемная дочь.