Подменыш. Духовидец. Кошмары. Одержимые. Пражский студент (сборник)
Шрифт:
Она обратилась к Яну:
– Один вопрос: вы берёте назад своё предложение?
– Я оставляю его в силе, – ответил Ян. – Иво выше, сильнее. Короче, он более пригоден для наших целей.
– И вы хотите много заплатить? – продолжала она свои вопросы. – Сколько?
– Ваш партнёр сможет избавить от нищеты свою семью, – сказал Ян.
Она насмешливо воскликнула:
– Свою семью! А я? Я при чем? Я что – могу позволить себе роскошь заниматься благотворительностью? Назовите, господа, сумму! Мы уже сами будем знать, что делать с деньгами! Итак, поторгуемся!
– С удовольствием, фрейлейн, – заявил Ян. – К сожалению, мы собираемся приглашать не вас, а…
– Иво! – перебила она. – Я продаю его. Вы можете его иметь. Но заключить сделку вы должны со мной.
Танцору не сиделось спокойно в кресле. Он то откидывался назад, то приподымался. Лицо его нервно подёргивалось.
– Замолчи, Иффи! – крикнул он. – Ты ведь не знаешь, чего эти господа от меня хотят…
– Чего же, чего? – настаивала она. – Чего же они от тебя требуют, эти господа? Голову – не может быть! Руки, ноги?..
– Ни в коем случае, – сказал врач. – Иво сможет так же хорошо танцевать, как и до того.
– Итак, чего же? – спрашивала она. – Пару литров крови? Ухо или глаз? Или, может быть, нос?
Ян отрицательно покачал головой.
– Никто не посягает на его лицо. Его красота будет сохранена.
Танцовщица разразилась звонким смехом.
– А! Понимаю! Вот о чем идёт речь! И за этот хлам вы собираетесь платить? Радуйся же! Мерин всегда послушнее жеребца, каплун вкуснее старого петуха. Точите ножи, ребята!
Танцор вскочил, замахал руками в воздухе. В отчаянии он закричал:
– Оставьте меня в покое… я этого не сделаю! Ты не понимаешь, Иффи, чего эти…
Она беспощадно оборвала его.
– Достаточно, понимаю! Этот свежий юноша – приличный парень, врач. Несмотря на свою молодость, он согласен отдать себя на опыт. Без денег, только ради науки, которой он одурачен! А тебе предлагают много денег! Твоя больная мать, состояние которой ты промотал, погибает в общей палате для бедных! Клопы и вши заедают твоих братьев! Мои платья превратились в отрепья! Скоро я не буду годиться и в уличные девки! А ты все ещё кобенишься, дурачок! Один раз, один единственный раз в жизни тебе представляется возможность сделать доброе дело, а ты, подлец, осмеливаешься упираться?
Её голос доходил до визга. Она вскочила, плюнула на танцора, ударила его кулаком справа и слева по лицу. Прайндль схватил её за талию, пытаясь оттащить, но она его оттолкнула:
– Больше года я пыталась с ним жить. На него работала. Он превратил меня в дерьмо, как и все, до чего ни прикасался! Что ты обещал мне сотни раз? Что нет ничего, чего бы ты для меня не сделал! Я должна только ждать – случай уж наступит. Так вот он наступил, а ты на попятный? Теперь я рву с тобой навсегда! Исчезну, и ты долго меня будешь искать!
Танцор не шевелился, уставившись на неё помрачневшими глазами. Его руки бессильно повисли.
– Сотрите, по крайней мере, плевок с лица, – сказал Ян.
Иво этого не расслышал. Губы его медленно задвигались. Едва можно было разобрать слова:
– Я… согла… сен…
Он сидел,
Фальмерайер встал и с помощью Прайндля приподнял его.
– Пойдёмте, Иво, мы уложим вас в постель. Для одного дня этого слишком много. Вы должны поспать.
Вдвоём они взяли его под руки и понесли. Голова у него кружилась. Безвольный, он позволял делать с собой что угодно.
Танцовщица обернулась к Яну:
– Теперь к нашему делу! Прикажите, пожалуйста, подать мне стакан пива. Мне очень хочется пить. После мы поговорим…
Спустя час Ян постучал в комнату Фальмерайера и нашёл его полураздетым.
– Ну? – спросил он его.
– Молодой человек спит, – отвечал врач. – Мы впрыснули ему хорошую дозу морфия и дали ещё мединаля. Не думаю, чтобы он завтра снова стал упираться. Судьба взяла его за шиворот. А вы? Сторговались с Ифигенией?
Ян утвердительно кивнул.
– Это было нелегко! Она умеет оберегать свои выгоды и здорово содрала с меня. Мой деньгодавец в Нью-Йорке широко раскроет глаза. Все обусловлено точно, пункт за пунктом: когда следует платить деньги матери, куда должны быть определены дети… Она ничего не забыла. Завтра я должен пойти с ней в банк. Свои деньги она хочет получить наличными. И представьте, когда красавец Иво выйдет из клиники поправившимся – если так можно выразиться, – снова возвращённый к жизни, она хочет взять его к себе. Только дьявол может понять женскую логику!
Он пошёл к выходу, но снова обернулся:
– Скажите, доктор, что, собственно, имел в виду ваш молодой ассистент, предлагая самого себя – ради науки!?
– Я уже задавал ему этот вопрос, – отвечал врач. – Он сам этого хорошо не знает. Назавтра, может быть, он бы передумал, но в ту минуту у него это вышло чрезвычайно серьёзно. Так или иначе – он загнал нам птичку в сети. Нам повезло!
Глава 11. Большой день в Ильмау
Вскоре после Троицы наступил великий день для доктора Геллы Рейтлингер.
Ян очень рано выехал из «Золотого Лебедя». Он почти год не появлялся в санатории Ильмау. Какое-то неясное чувство заставляло Яна держаться пока в стороне. С докторшей он постоянно вёл необходимые переговоры из Бармштедта.
Ян поднялся вверх по лестнице и наконец очутился в зале для докладов.
Это была большая комната с высокими окнами, выходящими в сад. В глубине – эстрада с кафедрой. По стенкам – гравюры в рамках, портреты знаменитых врачей и учёных: Геккеля, Вирхова, Беринга и Коха, Листера и Гарвея, Пастера и Бехтерева. Между ними: Кювье, Бергав, Ганеман. Несомненно, выбор диктовался особыми пристрастиями докторши. Горничные скребли и мыли, чистили окна, вносили стулья, в то время как садовые служители тащили пальмы, миртовые деревья, цветущие растения в горшках. Старшая сестра возбуждённо давала распоряжения.