Подметные письма
Шрифт:
По получении сего письма, поручик Депрейс снова воспылал жаждой мести, однако вспомнил свое обещание, данное своему начальнику генералу Борковскому, и не стал вызывать Скарабеева на дуэль.
Двадцать пятого июля в субботу генерал-майор Александр Ильич Борковский по своему обыкновению вновь собрал всех офицеров кадетского корпуса у себя. Был приглашен и поручик Скарабеев. Буквально через несколько минут после его прихода, к Виталию Ильичу подошла горничная генерала и сказала Скарабееву, что с ним как можно скорее желает переговорить "его сиятельство господин граф".
Скарабеев кивнул и
– Вы хотели переговорить со мной? – спросил поручик Скарабеев Александра Юльевича.
– Да, – последовал ответ генерала. – По соображениям не служебным, но личного свойства, я прошу вас, поручик, не посещать более моего дома и удалиться немедля.
Скарабеев ничего на это не ответил, молча поклонился, по-военному развернулся и ушел, глядя прямо перед собой. То, что поручик не возмутился и даже не попытался выяснить подоплеки такового с ним обращения, явно походило на признание какой-то вины. Этим уходом поручик Скарабеев вызвал еще большее негодование Александра Юльевича. Как было записано в его показаниях: "Скарабеев попросту развернулся и ушел… Каково! Ему прилюдно отказывают от дома, а он и ухом не ведет. Не протестует, не требует объяснений и не выясняет причин, что сделал бы на его месте даже самый последний лакей. Он просто уходит. Молча и без каких-либо возражений. Стало быть, ведает кошка, чье мясо съела… Уже один этот его спокойный уход после открытого оскорбления, нанесенного ему мною, в присутствии посторонних лиц, говорит о том, что именно поручик Скарабеев писал эти гадкие письма…"
Конечно, униженный отказом от дома Виталий Скарабеев пытался выяснить причины случившегося. Уже на следующий день он спросил об этом капитана Сургучева, присутствующего во время неприятной сцены.
– Я не посвящен в ваши отношения с господином генералом, – сухо ответил капитан Сургучев.
– Но должны же быть какие-то основания для того, что произошло вчера в доме генерала? – продолжал настаивать Скарабеев.
– А их разве мало? – кажется, капитан Сургучев был в значительной степени возмущен. – Ваши долги, ваша открытая связь с этой дамой полусвета Кипренской. И главное: вам приписываются анонимные письма, которые со времени вашего появления в кадетском корпусе буквально затопили семейство генерала.
– Я не намерен более выслушивать подобные подозрения, – в дерзком тоне ответил своему ротному командиру поручик Скарабеев. А потом, следуя показаниям капитана Сургучева, добавил: – Я не обязан ни перед кем отчитываться, с кем я живу и к кому испытываю симпатию. И долги – также мое личное дело. Что же касается анонимных писем, то я не способен на такую подлость.
– Так это не вы пишете все эти оскорбительные для семьи генерала письма? – недоверчиво переспросил капитан Сургучев.
– Нет, не я, – ответил Виталий Скарабеев. – Я просто подавлен такой несправедливостью. И очень удручен, что генерал столь дурно думает про меня. – После чего спросил ротного командира: – А вы как бы поступили на моем месте, дабы развеять ложные подозрения?
– Если вы невиновны, есть очень простое и действенное средство, чтобы снять с себя всяческие подозрения, – ответил капитан Сургучев. – Подавайте
Как видно из показаний капитана Сургучева, поручик Скарабеев обещал подумать. Но вместо того, чтобы последовать советам своего командира, поручик предпринял иные действия, решив привести в исполнение свои угрозы, ранее заявленные в письмах.
Глава 4. Бедняжка Юлия
Надо полагать, директор кадетского корпуса генерал-майор Борковский мог себе позволить занять великолепные апартаменты в самом трехэтажном здании кадетского корпуса, разместившегося в нижегородском кремле. Однако его сиятельство граф Александр Юльевич предпочел занять принадлежащий городу небольшой симпатичный особняк с мансардой, расположенный на набережной Оки. На первом этаже дома помещались сам генерал с супругой Амалией Романовной и находились зала, столовая и девичья комнаты. Второй этаж занимали Юлия и ее горничная Евпраксия Архипова. Окна их комнат выходили на набережную. Мансарду занимал лакей Борковских Григорий Померанцев. Правда, занимал – громко сказано. В мансарду он приходил спать.
Двадцать восьмого июля Александр Юльевич и Амалия Романовна, вернувшись из театра, где давали оперу Бизе "Кармен" с участием гастролирующих солистов Его Величества четы Фигнер, попили чаю и где-то в первом часу пополуночи улеглись спать. Следом за ними, заперев двери коридора, легла горничная Евпраксия, убедившись, что Юлия Александровна уже легли почивать, а стало быть, более никаких распоряжений от госпожи не последует.
То, что случилось далее, известно со слов потерпевшей и (частично) показаний свидетельницы Евпраксии Архиповой.
Во втором часу ночи чутко спящая Юлия услышала звук выдавленного стекла. Приподнявшись на своей постеле, она увидела при лунном свете, как в разбитое окно просунулась рука и отодвинула оконную задвижку. Затем окно распахнулось, и в комнату влез некто в плаще с повязанным вокруг шеи платком, закрывающим лицо до носа и ушей. Оказавшись в комнате, незнакомец заслонил собою дверь, ведущую в комнату горничной Архиповой, затем быстро обернулся и накинул на дверь крючок. Этого времени хватило, чтобы Юлия вскочила с кровати, схватила стул и заслонилась им, как щитом: девушка не закричала; не позвала на помощь, очевидно, от увиденного зрелища ее просто парализовал страх; сил чтобы позвать на помощь или просто что-то громко выкрикнуть у нее не было, как говорят в таких случаях, – отнялся язык. В минуты наивысшего потрясения такое случается.
Тем временем незнакомец с угрожающим видом стал наступать на Юлию, а затем глухо произнес:
– Я пришел отомстить!
После произнесенной фразы незваный ночной гость бешенным зверем бросился на бедную девушку, вырвал у нее стул, которым она пыталась защититься, повалил на пол, придавив своим телом, и стал ожесточенно срывать с нее ночное одеяние. Юлия как могла сопротивлялась, но силы были слишком не равны. Затем незнакомец достал из кармана плаща платок и обвязал его вокруг шеи девушки настолько сильно, что лишил ее возможности не только кричать, но даже издавать какие-либо звуки. После чего стал наносить Юлии удары по груди, животу, ногам и рукам, даже укусил за кисть правой руки. Именно в этот момент полы плаща откинулись, и Юлия заметила под ним темно-зеленый военный мундир.