Поднебесье
Шрифт:
Кортес шёл вдоль забора, постукивая пальцами по облупившимся доскам. Всё те же звуки, напоминающие детство. "Игра в рояль" - когда-то на этом заборе отгадывали мелодии со старых пластинок. Наверное, и сейчас бы отгадал пару мелодий.
Он подошёл к знакомой до боли калитки, с прежней уверенностью отодвинул засов и вошёл во двор. Старый дом, который когда-то была его крепостью, он нисколько не покренился, остался таким же крепким и приветливым. Куски рубероида ничуть не прогнили и не съехали, а ведь как трудно было таскать эти куски со свалки и помогать отцу и дяде
Кустарник шиповника встретил Кортеса своим шелестением. Земля у корней была ещё сырая, а значит, недавно его поливали. Справа на верёвке сушилась потёртая рубашка, старые латанные на коленях джинсы и покрывало, которым ещё очень давно мать застилала его постель. У порога стояли два пустых алюминиевых ведра, старая, оббитая кожами дверь была чуть приоткрыта.
Где-то сбоку раздалось рычание, Кортес опешил, интуитивно кладя ладонь на рукоять ножа. Он повернул голову направо и встретился взглядом с тёмными глазами пса. Тот порычал немного, залаял, почуяв постороннего, но его агрессия проявлялась недолго.
– Брут? Это ты, малыш?
– протянул ладонь Кортес, присев на корточки.
Пёс, повизгивая, в два прыжка приблизился к хозяину и, виляя хвостом как опахалом, принялся лизать его руки и лицо. Кортес потрепал за шкуру пса, которого помнил ещё щенком. Как же он вырос, настоящая лайка, преданный до смерти пёс.
Как же всё меняется, и как приятно обнаружить, что всё это - твоё родное.
Кортеса отвлёк звон падающей на порог алюминиевой посуды. Он повернул голову. Перед ним в оцепенении стояла его мать, такая же волевая и такая же родная. Она замерла, уронив посуду и рук, но сейчас ни для кого это не играло никакой роли. Мать ошеломлённо смотрела на своего сына, не рискуя закрыть глаза и обнаружить, что это всего лишь сон.
– Кейн..., - женщина запнулась, ком встал в горле, лишив возможности говорить.
Предательская резь в носу настигла и Кортеса. Он поднялся на ноги, прекратив чесать пса за ухом, неуверенно улыбнулся и выдавил:
– Да, мама, это я....
4. За свой мир. История Кортеса.
Кортес проспал до следующего утра. Усталость сломила его окончательно, а ночь наградила крепким сном и хорошим отдыхом.
– Я уже думала, ты не вернёшься никогда, - с едва заметным волнением проговорила мать, разливая по чашкам кипяток.
– Ты так неожиданно ушёл.... А ведь мир вокруг слишком опасен и мы с отцом очень волновались за тебя.
Она поставила чайник на горелку и достала три ложки из выдвижного ящика.
– Я много где был и многому научился, - ответил Кортес, закусив губу.
Мать с улыбкой на лице кивнула, села на сколоченный отцом табурет. А отец сидел рядом, в его взгляде можно было прочесть только одобрение, что сын вернулся домой после стольких испытаний. Он не мог ничего сказать против моих поступков, потому что сам когда-то был таким, сам принимал решения и учился жить.
– Так ты был за перевалом?
– Да, - помедлив, выдохнул
– И как там?
– тут же перехватил отец.
Кортес отпил чая из кружки. Чай был таким же ароматным и бодрящим, каким он привык его пить ещё в детстве. Как приятно, что он всё-таки дома....
– Нам так и не удалось ничего разузнать, вернулись с пустыми руками.
Кортес не стал говорить об истории с Леоном, незачем было разводить суматоху, когда ничего толком и не известно.
– Я учился военному искусству в Кратере, работал наёмником, охранником, даже приходилось быть шахтёром, - Кортес опустил взгляд на столешницу, ему было неприятно говорить, что он вдруг вспомнил о доме за такой период времени. Он помнил о нём, каждую минуту, но как это будет звучать.
– А после я отправился за перевал, и вот вернулся оттуда, решил прийти сюда.
– И правильно сделал, - перехватила мать, кивая мне в поддержку.
Да, Кортес увидел, как на её глаза наворачиваются слёзы, слёзы радости и счастья. Наверное, сыновьям этого никогда не понять, такие уж мы. А о чём тут говорить, ведь каждый, кто вырос с заботой своих матерей, знает, как они порой ведут себя. Как они плачут порой, как они молчат и как они смотрят. Ты чувствуешь их настроение, их чувства....
И она смотрела на Кортеса, тая во взгляде радость и счастье. И как ни выкручивайся, каким бы ты плохим не был, тебе всё равно хочется обнять мать в такой миг. Просто обнять.
– Мы рады тебя видеть, сын, - хлопнул по плечу отец, растянувшись в улыбке.
– Тебя жизнь научила и я вижу, что ты вернулся совсем другим.
– Спасибо, я тоже доволен, что когда-то ступил на этот путь.
Они пили чай втроём, как это было всегда.
– Мы знали, что ты когда-нибудь, а вернулся бы в родной Рио-Ланде, потому что ты был воспитан хорошим сыном, - отрезал отец.
– Да, я много думал о доме, о вас. Мне было очень неприятно осознавать, как я поступил. Взял и всё бросил.
Отец хмыкнул в ответ, но ничего не сказал.
– Будешь булочки?
– спросила мать и потянулась к хлебнице.
– Вчера наша соседка принесла булки, мужа поминать.
– Да, я с удовольствием поел бы, - согласился Кортес.
Отец чесал бороду, она отросла у него достаточно сильно для того, чтобы можно было за неё ухватиться. Наверное, он трепал её невзначай, по привычке.
– Ты не был в Адаране?
– Нет, не приходилось, - помотал головой Кортес, а затем добавил, - у меня там есть друзья, так что может быть и выберусь. А у вас тут как дела?
Мать с отцом переглянулись. Ничего особенного в этом не было, определяли говорящего, можно сказать. Заговорила мать:
– Да у нас всё по-прежнему, люди вот только с Рио-Ланде уезжают в более крупные города, хотя и к нам много кого прибывает. Многие покинули этот мир, то болезни, то налёт был год назад, кто своей смертью. И ничего с этим не поделаешь, остаётся вот только жить и не тужить. Видел же, как Брут подрос? Вечно голодный, есть просит.
– Да, большой стал проказник, - засмеялся Кортес.
– А вы где работаете, всё так же?