Поднебесная
Шрифт:
– Мы уезжаем, как только взойдет солнце, – сообщил он. – Теперь поедем быстрее. Сообщи, пожалуйста, солдатам из Железных Ворот.
– Когда взойдет солнце? – запротестовал Сыма Цянь.
Тай посмотрел на него. Поэт криво усмехнулся:
– Я справлюсь, – пообещал он. – Пришлешь ее разбудить меня?
Вэй Сун рассмеялась. По-настоящему рассмеялась, сверкнув белыми зубами.
– С радостью это сделаю, мой господин.
Тай и на это тоже не смог придумать ответа и зашагал вперед. Сыма Цянь догнал его. Он не выказывал никаких признаков усталости
Ему кое-что пришло в голову.
Не сбавляя шага и не оглядываясь, он спросил:
– Сун, как эти двое вошли внутрь?
– Мне пришла в голову та же мысль, мой господин, – ответила она. – Я сторожила за домом. Там есть вход. Я считала, что солдаты губернатора Сю сумеют остановить любого, кто придет к парадной двери. Я говорила с ними об этом промахе. И они знают, что я расскажу об этом их командиру.
Ее трудно подловить, подумал Тай. Как и должно быть. В конце концов, она – воин Каньлиня.
– Они не будут тебе за это благодарны, – заметил поэт, на ходу оглядываясь на Сун.
– Уверена, что это так, – ответила она. Потом, помолчав, тихо сказала: – Я опять видела женщину-лису, господин Шэнь. Возле переулка, когда вы сражались с солдатами.
– Лису-оборотня? В городе? – поэт снова взглянул на нее. Его тон изменился.
– Да, – ответила она на оба вопроса сразу.
– Нет, – одновременно резко бросил Тай. – Она видела лису.
Другие двое промолчали. Слышался только звук их шагов и далекие звуки с других улиц. Город, подумал Тай. Он снова в городе, ночью. У воды Куала Нора кричат призраки, но никто не слышит их голосов.
– А! Ну, да. Лису. Интересно… – задумчиво произнес Изгнанный Бессмертный, – найдется ли приличное вино в этой гостинице? Надеюсь, она недалеко…
Когда они пришли в гостиницу, от губернатора еще не было сообщений. И не было свободной комнаты для поэта. Сун поговорила со служителем в приемном павильоне, и Цяню отдали ее комнату.
Она опять будет спать у порога Тая. Служащие гостиницы были смущены этой неловкостью и готовы приготовить ей временное ложе на крытом портике. Впрочем, не было ничего необычного в том, что телохранители спят у дверей.
С этим Тай ничего не мог поделать. Поэт пригласил Сун разделить комнату с ним. Она отказалась, хотя более добродушно, чем ожидал Тай.
Он пристально посмотрел на нее, когда служитель поспешил прочь, чтобы дать указания.
– Это из-за тех двух мужчин? – спросил он.
Она поколебалась.
– Да, конечно. И вашему другу нужна комната. Так и следовало…
– Это из-за лисы, да?
Он не мог бы объяснить, почему это так его злит. Гнев быстро охватывал его. Отчасти из-за этого он поехал на гору Каменный Барабан. И уехал по той же причине. Отчасти.
Сун с вызовом встретила его взгляд. Они все еще стояли в павильоне-приемной, рядом никого не было.
– Да, – сказала
Он вспомнил, что каньлиньским воинам лгать запрещено.
Что можно ответить на такое? С ее стороны это неожиданно, учитывая то, насколько она сдержанна в других случаях. Вера в народные легенды, в древние сказки, но она, конечно в этом не одинока.
Поэт прошел через первый внутренний двор в ближайший павильон, где все еще играла музыка. Когда Тай посмотрел в ту сторону, Цянь снова вышел, ухмыляясь, с флягой вина и двумя чашками. Он снова поднялся по ступеням.
– Вино Лососевой реки, поверить невозможно! Я просто счастлив!
Тай понял ладонь:
– Вы хотите моей смерти. Больше никакого вина сегодня.
Улыбка поэта стала шире. Он процитировал:
– «На самом дне последней чаши, на исходе ночи, таится радость».
Тай покачал головой:
– Возможно, но скоро рассветет.
Сыма Цянь рассмеялся:
– Я тоже об этом подумал. Так зачем вообще ложиться спать?
Он повернулся к Вэй Сун:
– Оставь комнату себе, маленькая воительница. Я буду у музыкантов. Уверен, что кто-нибудь предложит мне подушку, если она понадобится.
Сун снова улыбнулась ему:
– Комната ваша, господин. Может быть, та подушка – или тот кто-нибудь – окажутся вам не по вкусу. У меня есть место на эту ночь.
Поэт бросил взгляд на Тая. Кивнул. Он совсем не выглядел пьяным.
– Я распоряжусь, чтобы любое послание от губернатора принесли мне, – у Сун хватило вежливости поклониться Таю. – Если вы не возражаете.
Возможно, он не должен был чувствовать себя таким обессиленным, но чувствовал себя именно так. Слишком много всего сразу. «Это касается твоей сестры». Он кивнул:
– Да, спасибо. Ты меня разбудишь, если сочтешь нужным.
– Конечно.
Двое слуг прошли мимо со свернутой циновкой; они двигались быстро, но ухитрились поклониться в их сторону, когда шли мимо. Они вышли во двор и прошли под фонарями к строению слева. Цянь шел за ними, но потом снова повернул направо, к звукам пипы и флейт, и к всплескам смеха, несмотря на позднее время. В его походке Тай уловил нетерпение.
Тай и Сун последовали за циновкой в другую сторону. Ее положили на крытой веранде первого строения, возле закрытой двери его комнаты. Слуги опять поклонились и поспешно ушли, оставив их наедине.
Вдоль веранды через равные промежутки горели факелы. До Тая и Сун доносилась тихая музыка с дальнего конца дворика. Тай посмотрел на звезды. Он вспомнил последний раз, когда Сун провела ночь у его комнаты. Интересно, есть ли на двери засов, подумал он.
Потом вспомнил, что хотел навестить Динлала перед тем, как лечь спать. Он мог бы попросить об этом Сун, и она бы это сделала, но ему это показалось неправильным. Она не спала так же долго, как и он. Вряд ли это необходимо: один из солдат из крепости у Железных Ворот, тот первый, которого увидел Тай, подъезжая к крепости на стене, почти никогда не отходил от коня. Весьма вероятно, он и спит в конюшне.