Шрифт:
Джеймс Маккимми
Поднимите глаза!
Джозеф Хейдел медленно обвел взглядом пятерых мужчин, сидевших за обеденным столом. Дымок сигары скрывал испытующее выражение глаз Хейдела, плотного мужчины с тонкими бесцветными волосами, плотно облегавшими череп. Примерно через три месяца ему должно было стукнуть пятьдесят два, но и лицо его и фигура не позволяли дать ему больше сорока. Он был Президентом Высшего Совета - высшая должность на Марсе - и занимал этот пост четыре из шести лет, что жил здесь. Пока он переводил взгляд с одного лица на другое, его пальцы
Один. Два. Три. Четыре. Пять. Пять человек, облеченных высшим доверием, тщательно проверенных и просвеченных до мозга костей в метрополии на Земле, составляли ядро правительства Марса.
Пронзительно светлые глаза Хейдела прищурились, а пальцы убыстрили дробь. Кто из них? Кто из них самозванец, подставная фигура? Кто из них марсианин?
Сухой голос Садлера нарушил молчание:
– Это не совсем обычная встреча, мистер Президент?
Хейдел прикусил сигару. Он посмотрел прямо в глаза Садлеру.
– Да, Садлер, не совсем обычная. Мы собрались по особому поводу.
– Он усмехнулся, не выпуская сигары изо рта.
– Сегодня мы разоблачим волка в овечьей шкуре.
На него смотрели пять лиц. Садлер, Михэн, Локк, Форбс, Кларк.
Один из них.
Кто?
– Я что-то себя плохо чувствую сегодня, - сказал Локк.
– И не совсем улавливаю, о чем идет речь.
– О, конечно, - Хейдел снова усмехнулся.
– Сейчас я все объясню.
Он чувствовал необычайный прилив бодрости в этот момент, каждый нерв был как струна, мышцы подрагивали в боевой готовности. Он мыслил стремительно и четко, и слова легко лились с языка. Это была именно та ситуация, в которой Хейдел чувствовал себя лучше всего. Предельно острая драматическая ситуация, полная атмосферы невысказанных подозрений.
– Суть дела, - сказал Хейдел, - проста и ясна.
– Он стряхнул пепел, наблюдая прищуренными глазами, как ярко зардел огненный кончик сигары. Внезапно он резко наклонился вперед.
– Джентльмены, среди нас предатель! Шпион!
Он переждал напряженную паузу, ожидая, пока жало его сообщения поразит слушателей. Затем он небрежно откинулся назад.
– И сегодня вечером я разоблачу его. Здесь, за этим столом.
Он снова обвел взглядом лица вокруг него, ловя предательское дрожание мускулов, непроизвольное движение руки, тень испуга в глазах.
Но здесь были только Садлер, Михэн, Локк, Форбс и Кларк, выглядевшие как обычно - солидные, уважаемые, но несколько растерянные граждане.
– Вы говорите, один из нас, - то ли спрашивая, то ли утверждая произнес Кларк.
– Совершенно верно, - сказал Хейдел.
– Ничего себе история, - криво улыбнулся Форбс.
– Конкретнее, Форбс, - сказал Хейдел.
– Конкретнее.
– С трудом верится, - уже серьезно сказал Форбс.
– Это уж точно, - сказал Хейдел.
Эдвард Кларк откашлялся.
– Могу ли я осведомиться, сэр, как это было обнаружено и почему подозрения пали именно на Высший Совет?
– Конечно, можете, - резко ответил Хейдел.
– Не
– Когда мы решили обратить на путь истины Восточный индустриальный район?
– Вот именно, - подхватил Хейдел.
– То жуткое избиение.
– Да, текли реки крови, - согласился Джон Михэн.
– Мы потеряли шестьдесят семь миссионеров, - сказал Хейдел.
– Я помню ноту Марса с извинениями, - сказал Форбс.
– Мол, мы поклонялись нашим богам двести тысяч лет и будем продолжать это делать. Примите уверения... Ну и нервы у них.
– Дело не в этом, - грубо оборвал его Хейдел.
– Суть в том, что никто не знал, что эти шестьдесят семь человек были миссионерами. Кроме меня и вас пятерых.
Перед Хейделом сидели пятеро, и он смотрел прямо на них.
– Это одна история, - сказал он.
– Есть и другая. Помните, когда мы отменили систему свободного выбора?
– И снова была кровь, - сказал Садлер.
– Сорок восемь жертв, - сказал Хейдел.
– Сорок восемь почтенных колонистов, которых мы облекли полномочиями венчать любую пару на этой планете, и они разъехались по всем материкам, чтобы покончить с этой омерзительной свободной любовью.
– Сорок восемь провозвестников мира и справедливости погибли, - сказал Форбс.
– А вы помните ту ноту с извинениями?
– Хейдел повысил голос. Он смотрел Форбсу прямо в глаза.
– В общем и целом, конечно, - сказал Форбс, спокойно встретив взгляд Хейдела.
– Вам нравятся ваши обычаи, нам - наши. Какое ехидство, не так ли?
– В высшей степени, - сказал Хейдел.
– Однако и здесь дело не в этом. А в том, что никто, кроме нас шестерых, собравшихся в этой комнате, не знал, какие обязанности возложены на этих сорок восемь человек.
Хейдел выпрямился в своем кресле. Медленный скрипучий голос Форбса раздражал его, отвлекал внимание собравшихся. Он хотел приковать его к себе, чтобы, когда он будет готов, драматизм его действий произвел бы наибольшее впечатление.
– Не стоит, - сказал он, - входить в детали других инцидентов. Вы должны помнить их. Когда мы хотели ввести свободную прессу, учредить галерею изящных искусств. День Марсианина, соревнования по вольной борьбе и так далее.
– Я отлично помню эту историю с борцом, - оказал Форбс.
– Марсиане швырнули его на улице под автомобиль. Естественно, он погиб. Ему переломало все кости...
– Прекрасно, - фыркнул Хейдел, - Одним словом, все наши попытки дать этим существам возможность унаследовать наши культурные богатства отбрасывались с таким же омерзением, с каким мы давим клопа. И причиной наших неудач могла быть только утечка информации из Высшего Совета, Это вопрос элементарной логики. И сегодня вечером мы должны выяснить, кто из нас отвечает за это. И разоблачу его я!
– Низкий голос Хейдела эхом отдавался во всех углах огромного обеденного зала.