Поднимите мне веки
Шрифт:
Именно потому согласно официальному решению Василий Иванович и был приговорен к плахе. Но бумага с помилованием уже была заготовлена, и, как мне кажется, «попугать» у Дмитрия тоже не получилось, поскольку доброхоты из числа бояр ухитрились известить старшего из Шуйских о том, что казнь будет фиктивной.
Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что именно потому он и вел себя так мужественно на Болоте перед самой казнью – и пощады не просил, и по-прежнему все отрицал, во всеуслышание объявив, что страдает за православный народ безвинно.
Ну а в самый последний момент, когда палач уже бесцеремонно содрал с него кафтан и принялся возиться
Дескать, царь по своему милосердию не желает проливать кровь, а потому заменяет казнь ссылкой Василия Ивановича в Вятку [22] под неусыпный надзор своего верного слуги... Федора Борисовича Годунова.
– А что думает по этому поводу пристав? – полюбопытствовал я часом позже, глядя на взбешенного этим помилованием Басманова, который и был им у Шуйского вместе с боярином Салтыковым.
21
Ожерельем в те времена называли еще и нарядные и богато украшенные воротники, в том числе и у рубах, которые, как правило, были пристежные.
22
Ныне город Киров.
– Что надо благодарить бога за столь милосердного государя, – мрачно ответил Петр Федорович и смачно, от души выматерился.
– Не боишься, что Годунов войдет в сговор с опальным? – поинтересовался я у самого Дмитрия.
– Бояться престолоблюстителю надобно, – хладнокровно парировал он. – Шуйский – та еще лиса. Ежели вскроется, он сразу поведает, будто нарочно на сговор подбивал, чтоб тайные мысли выведать и тем заслужить себе прощение. – И криво ухмыльнулся. – Да и чего мне опасаться, коль рядом с Годуновым будет за тайного пристава ажно цельный потомок древнего еллинского бога.
– А все-таки зря ты боярам уступил, – не утерпел я. – Надо было тебе самому возглавить суд.
Царь пожал плечами, давая понять, что все равно поезд ушел и назад ничего не вернуть, но затем, очевидно не желая сознаваться в собственном промахе, загадочно покосился на меня и протянул:
– А может, и не зря... Мне вот тут весы твои припомнились. Мнится, что без Шуйских та чаша с боярами излиха полегчает, а кой-кто советовал в равновесии их держати. К тому же и Христос заповедал нам быть милосердными.
– А он не уточнил, что следует остерегаться злоупотреблять милосердием? – язвительно осведомился я, но разговор продолжать не стал – бессмысленно.
Я бы вообще не стал ничего говорить, если бы меня не смущала эта ссылка, точнее, ее место. Возможно, Дмитрий пошутил, но мне всерьез показалось, что присутствие Шуйского в Вятке создаст изрядно неудобств для нас с Федором.
Правильно по сути сказано, что Василий Иванович – лиса. Возможно, даже слишком деликатно. Я бы назвал его кровожадным хорьком. Мы не куры, но эдакий зверь по соседству нам ни к чему.
Однако место ссылки Дмитрий менять не собирался, а потому я завел речь о другом. Мол, учитывая, что владения царевичу выделены, а в Москве ему делать нечего, да и нет у него столько здоровья, чтобы сиживать на царских пирах, дескать, один раз обошлось, но чудеса случаются крайне редко и полагаться на них не хотелось бы,
Дмитрий возражал, но делал это лениво, вроде как соблюдая вежливость, не больше.
Так хозяева из чувства приличия замечают надоевшему гостю, когда он наконец-то собирается уезжать: «Что, уже (причем даже без знака вопроса). А то погостили бы еще немного. – И поскорее, чтоб не передумал: – Ну нет так нет».
Вот и «красное солнышко» действовало в том же духе.
Дескать, неужто сам Годунов желает поскорее покинуть столицу для последующего прозябания в Костроме, причем даже не дождавшись торжественного венчания Дмитрия на царство.
– Кто дальше от Юпитера, тот дальше и от его молний, – заметил я. – Ты все сильнее клонишься в сторону бояр, а они готовы приложить все силы, чтобы оклеветать царевича, да и меня заодно.
Напомнил я и о том, что прошла уже половина лета, а нам с Годуновым предстоит обустройство в Костроме, что займет немало времени.
Зато в том, что касалось меня, он был настроен куда решительнее. Сразу чувствовалось – он всерьез заинтересован, чтобы я побыл в Москве.
– Эвон сколь ты всего сказывал мне в Серпухове. Выходит, словеса пустые были? – попрекнул он.
Пришлось вскользь заметить, что сопротивление новшествам со стороны высокоуважаемого сената будет куда сильнее, если они вычислят, что все они предлагаются не кем иным, как князем Мак-Альпином.
– Куда проще, государь, наговорить мне все это Басманову или Бучинскому под запись, и пусть все считают, будто это исходит именно от тебя. Сейчас настрой народа таков, что люди с радостью воспримут все что угодно, если оно придумано тобой. Ну а я, понятное дело, молчок.
Понравилось – вон как довольно заерзал на своем кресле, но уже через секунду, встрепенувшись, спохватился и напомнил:
– А как же флот? Ты ж и его мне обещал? Тут одними бумагами не обойтись – умельцы надобны.
– Но и я не мастер-корабел, чтоб строить его.
– И слушать не желаю, – замахал он на меня руками. – Сам зри: во всем тебе уступаю, так что и ты меня удоволь, а потому ничего страшного с твоим ученичком не случится, коли он немного побудет в Костроме без тебя.
Раздобудь мне лучше флот — Али лодку, али плот, Раз уж ты такой искусный В энтом деле полиглот! [23]23
Леонид Филатов. «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца».
Вот так вот – ни больше ни меньше – подай ему эскадру и все тут. Круто берет монарх. А откуда я ее – из-за пазухи, что ли, – выну?
Но я прикинул, и получалось, что положить начало всему строительству недолго. Выжать из Дмитрия соответствующие указы, согласно им организовать бригады лесорубов, которых обеспечить всем необходимым – лес действительно надо готовить загодя, и откладывать ни к чему, – и отправить через Власьева людей в ту же Англию за мастерами.
На все про все от силы день-два, не больше – это я про указы, а дальше по-любому надо ждать весны. Вот только как бы уболтать его, чтоб потом он меня не притормозил, а то ведь возьмет и выдаст еще какой-нибудь заказ.