Поднять Атлантиду
Шрифт:
Серена сунула руку в заплечный мешок и извлекла оттуда зеленый термос. Понтифик даже придвинулся ближе к столу, нетерпеливо следя за тем, как девушка пытается отвинтить наружную оболочку. Серена нахмурилась. Никакой наружной оболочки здесь нет. Термос-то, оказывается, другой.
— Что-то не так? — спросил его святейшество.
В памяти Серены всплыло ее дежурство у постели Конрада и слезливое прощание.
— Он ее украл!
Морщинистую физиономию папы прорезала широкая улыбка, и он расхохотался громче, чем это могла себе вообразить
Серена, впрочем, никак не могла сообразить, что здесь смешного.
— Обещаю, что найду способ вернуть карту…
Понтифик, отдышавшись, отрицательно помахал своей подагрической рукой и одними глазами показал на потолок:
— Думаю, сестра Сергетти, таков его план.
— «Сестра Сергетти»? — недоуменно переспросила она. — Ваше святейшество, меня…
— …восстановили в прежнем монашеском чине. Если, конечно, вы не против.
Серена задумалась. Невероятное предложение, второй шанс, на который невозможно было рассчитывать.
— Но почему, ваше святейшество? Почему сейчас?
— Мне не так уж и долго осталось, сестра Сергетти, — ответил папа. — И я не знаю, кто придет мне на замену. Но до тех пор, пока Господь считает, что мое место на Земле, я предоставлю вам все привилегии такого восстановления в чине, включая неограниченный доступ к ватиканским архивам.
— К архивам? — пролепетала она, не в силах поверить своему счастью. Лишь два-три человека на всей планете обладали аналогичным правом, причем все они мужчины. Его святейшество готов поделиться с ней самыми драгоценными — и страшными — тайнами Церкви.
— Вы искушаете меня, ваше святейшество. Вы искушаете меня знанием, словно змий в саду Эдемском.
— Никакого искушения, сестра Сергетти, уверяю вас, — запротестовал папа. — Просто знак доверия. И подарок… Был бы я на вашем месте, я бы принял его. Ибо нет гарантий, что тот, кто придет за мной, окажется столь же покладистым.
Серена отлично понимала, о чем речь, но все же до сих пор колебалась. Официально объявить себя христовой невестой — значит потерять Конрада, навсегда лишиться возможности хотя бы один-единственный разик закрепить свои отношения физически…
Папа, казалось, отлично понимал суть ее внутреннего конфликта.
— Вы любите доктора Йитса, — сказал он.
— Да, люблю, — кивнула девушка, сама удивившись, с какой легкостью вылетело это признание.
— В таком случае вы должны понимать, что сейчас над ним нависла самая грозная опасность из всех.
Она кивнула. С той самой минуты, когда она покинула Антарктику, об этом нашептывало ей шестое чувство.
Понтифик продолжал:
— Для его защиты вам потребуются все ресурсы Неба и Земли.
— Для защиты Конрада? — переспросила она. — От чего?
— Все в свое время, сестра Сергетти, все в свое время. Пока что у нас есть более срочные дела.
«Что может быть более срочного?» — задумалась было она, но тут понтифик развернул перед
— Индусские экстремисты с серьезными связями в правительстве изнасиловали четырех монахинь в Шри-Ланке, — сообщил папа. — Преступления против мусульман вновь отразились и на христианах. Немедленно, прямо с утра, вы должны туда отправиться и сделать все, что в ваших силах. Защищайте наше дело на глазах всего мира.
— Но ведь уже утро, ваше святейшество.
— Ах да, вы, должно быть, вымотались… Отдохните пару часов.
Серена кивнула. Заботы реального мира все-таки настолько велики и их так много, что уже не остается места для раздумий об исчезнувшей цивилизации, погребенной подо льдом. Впереди более важные битвы, поняла она, битвы против ненависти, нищеты и болезней.
— Я сделаю так, как вы просите, — сделав секундную паузу, сказала она. — Сначала отправлюсь в Шри-Ланку, чтобы задокументировать преступления. Затем в Вашингтон, где стану продавливать этот вопрос в конгрессе, прежде чем выходить с ним в ООН.
— Очень хорошо.
Бенито довез Серену до ее квартиры, выходившей на пьяцца дель Пополо. Точнее, до невзрачной комнатушки, почти целиком занятой кроватью и ночным столиком. Однако ей просто до зарезу требовалось хоть на минуту вернуться в свой личный мирок, тот самый, в котором она когда-то приняла первые обеты.
На стене, возле двустворчатой стеклянной двери, обрамлявшей бледную луну, висело распятие. В свете раннего утра девушка встала перед ним на колени. Подняв лицо на фигурку Христа, она покаялась перед Господом в собственной гордыне, в том, что считала себя куда большим знатоком страданий и утрат по сравнению с ним самим, и поблагодарила его за отпущение грехов человечеству через Иисуса.
Затем она вышла на балкон и через площадь взглянула на египетский обелиск, привезенный в Рим императором Августом две тысячи лет назад.
Монумент напомнил ей о другом обелиске, том, что погребен ныне в пирамиде под двумя милями льда в Антарктике. И тогда Серена задалась вопросом: в самом ли деле мир своим спасением обязан распятому Христу, снявшему вековечное заклятие древних «сынов Божиих»? Или все дело в самоотверженном поступке безбожника и нечестивца Конрада, пожертвовавшего мечтой всей своей жизни и вернувшего обелиск в звездный зал? А впрочем, в конечном итоге пришла она к выводу, второе объяснение не смогло бы сработать без первого.
Рассеянно прислушиваясь к бодрому шуму города, который никогда не спит, она сунула руку в карман и достала локон волос, тайком срезанный с головы Конрада. Со временем — если, конечно, она сумеет уговорить себя с ним расстаться — его подвергнут анализу.
А пока что она просто вознесла молитву за бессмертную душу Конрада Йитса, кем бы он ни был, и за прощение ее собственной, в глубине сердца зная, что им еще предстоит встретиться вновь.
От автора