Поднятые по тревоге
Шрифт:
Глава V. "У нас есть вопросы, господин генерал!"
Итак, в конце апреля 1942 года я приехал в Москву, в Генеральный штаб. Здесь мне вручили приказ о назначении командующим 5-й армией Западного фронта. Почти одновременно со мной в Москву был вызван и генерал К. А. Мерецков. Он тоже получил новое назначение - на должность командующего 33-й армией Западного фронта. Наши армии держали оборону под Гжатском, и генерал Мерецков опять оказался моим соседом.
В штаб армии я отправился один, адъютант Рожков задержался на несколько дней в Москве. Но добраться до места назначения оказалось делом нелегким. Стояла весенняя распутица. К тому же
В голове колонны пятнадцать или двадцать бойцов обступили грузовик, который прочно засел в глубокой выбоине. Под колеса машины они подкладывали жерди и доски, но больше надеялись на силу своих плеч.
Наконец буквально на руках солдаты вытолкнули грузовик на относительно ровный участок дороги. Я забрался в кабину к водителю - молодому парню в измазанной и терпко пахнущей бензином шинели.
Проехали километров десять, пока не наткнулись на новую "пробку". Я снова пошел вперед, в голову колонны, и на попутной машине проехал еще несколько километров.
Такой способ передвижения не обеспечивал ни скорости, ни удобства. Под вечер я устал, проголодался и замерз в своем кожаном пальто: апрель под Москвой выдался не слишком теплым.
Доехав до очередной "пробки", увидел в стороне от дороги костер, у которого сидели солдаты. Подошел, остановился, прислонившись спиной к стволу березы. Сидевшие у огня не обратили на меня никакого внимания: мои зеленые генеральские звезды и защитного цвета фуражка не бросались в глаза.
Я стоял и слушал неторопливый солдатский разговор. А разговор этот был невеселым.
– Да, с харчем плохо стало, - говорил высокий худощавый солдат, ковыряя палочкой тускло красневшие угли.
– Подвела распутица. Который день ни хлеба, ни сухарей. И приварка маловато.
– Вчера подвезли кухню, - хмуро отозвался другой, - а суп такой, что крупинка за крупинкой гоняется, догнать не может. Да сегодня и этого нет.
Перематывавший портянки сержант успокоительно сообщил:
– Скоро будет. Кухня уже на подходе. Сухари тоже везут.
– Вот ведь, и Москву отстояли, и немец вроде хвост поджал, - снова заговорил высокий солдат.
– Так на тебе - распутица. А на голодный живот воевать не больно сподручно...
Начал накрапывать дождь. Я стал подумывать о том, чтобы где-нибудь устроиться на ночлег, отдохнуть и подкрепиться. Оглядевшись, заметил большие каменные строения, обнесенные зубчатой кирпичной стеной, над которой возвышалась церковная колокольня. Это был древний Колычевский монастырь. По преданию, в 1812 году войска Наполеона устраивали в нем конюшню.
Сейчас над воротами бывшего монастыря белел флажок с красным крестом. Очевидно, здесь размещался какой-то госпиталь.
Выйдя на довольно широкий мощенный булыжником двор, я почти столкнулся с немолодым седоватым человеком с тремя шпалами на петлицах и комиссарскими звездами на рукавах шинели. Он взглянул на меня, остановился, но тотчас же чуть не бегом поспешил обратно. Я не успел даже его окликнуть, а за ним уже хлопнула массивная входная дверь.
"Что за чудеса? Чего это он так переполошился?" -
В это время дверь снова открылась. Появился военврач 1 ранга, низенький и толстый. Он старательно, но неумело печатая шаг, пошел мне навстречу, приложил руку к фуражке и доложил:
– Товарищ командующий, вверенный мне подвижной полевой госпиталь развернулся на новом месте и приступил к приему раненых и больных.
– Откуда вы знаете, что я командующий армией?
– А вот наш комиссар с вами знаком. Старший батальонный комиссар, тот самый немолодой седоватый человек, которого я первым увидел во дворе госпиталя, подтвердил:
– В Чите вас встречал, товарищ генерал. Я там служил до войны. Нам уже сообщили, что едет новый командарм, и фамилию назвали. Я вас сразу и узнал.
Утром на полуторке, предоставленной мне начальником госпиталя, я продолжал свой путь. "Пробок" на дороге стало меньше. На колеса грузовика были ^надеты цепи противоскольжения, так что мы сравнительно быстро прибыли в деревню, где размещался второй эшелон штаба армии.
В штабе я не застал никого из начальства. Время было послеобеденное. Узнал у дежурного, где столовая, и отправился туда. Меня встретила девушка-официантка.
– У нас обед давно кончился, - сообщила она. Нельзя сказать, чтобы это меня порадовало.
– Может, что-нибудь осталось?
– спросил я.
– Суп есть, только холодный, товарищ генерал.
– Так подогрейте.
– Долго вам ждать придется. Нужно опять печку разжигать. Да и хлеба у нас уже четыре дня нет.
Раздосадованный и голодный, я вышел на улицу, собираясь немедленно ехать дальше, в первый эшелон штаба. И тут меня увидел один из моих сослуживцев по Монголии старший батальонный комиссар Веденеев. Оказалось, что сейчас он работает в политотделе армии. Веденеев не советовал сразу ехать на командный пункт.
– Дело идет к вечеру, - говорил он.
– До КП еще далеко, а дорога такая, что проехать можно только на тракторе или верхом. Но трактора сейчас нет, а лошадь в темноте, чего доброго, ноги поломает. Пойдемте, товарищ генерал, к начальнику политотдела. Там отдохнете, а завтра поедете.
Веденеев проводил меня к бригадному комиссару Абрамову. Здесь я и остался ночевать. Вечером Абрамов много рассказывал о том, как поставлена партийно-политическая работа в частях и соединениях армии, о настроениях личного состава. Говоря по правде, я слушал его не особенно внимательно. Чтобы оценить действенность политработы, дать некоторые советы начальнику политотдела, требовалось прежде всего самому хорошо разобраться в обстановке, познакомиться с состоянием частей и соединений.
– Все, что вы рассказываете, - очень хорошо, очень важно, - сказал я Абрамову.
– Но об этом мы поговорим позже. Сейчас меня больше всего беспокоит доставка продовольствия. Почему последнее время люди голодают?
– Предпринимаем меры, но что поделаешь? Распутица, - пожал плечами Абрамов.
Я промолчал, хотя такой ответ показался не особо убедительным. Про себя решил в первую же очередь заняться вопросами снабжения войск.
На следующий день верхом добрался до первого эшелона. Здесь меня встретили начальник штаба армии генерал-майор Пигаревич и начальник оперативного отдела подполковник Переверткин. Бывший командующий армией генерал Л. А. Говоров болел и уже довольно продолжительное время находился в госпитале. По выздоровлении он должен был поехать в Ленинград и принять от генерала Хозина командование фронтом.