Подо льдом к полюсу
Шрифт:
Что же это за люди? Какова их подготовка? Некоторые из них являются кадровыми военными моряками, служившими ранее на обычных дизель-аккумуляторных лодках и прошедших после этого двухгодичную подготовку для службы на атомных лодках. Многие из членов экипажа до того, как был построен «Скейт», служили на «Наутилусе». Молодые матросы прошли сокращенный шестимесячный курс подготовки в школе по изучению атомной энергии в Нью-Лондоне, а затем шестимесячную практику на наземном прототипе атомной силовой установки в штате Айдахо или в Уэст-Милтоне (штат Нью-Йорк). Средний возраст
Эти люди были специально отобраны для службы на атомных подводных лодках, и они очень гордятся этим. Они служили до этого в подводных силах, комплектующихся на добровольных началах, имеющих свои особые традиции и предъявляющих к личному составу особые требования.
С приближением вечера напряженность ожидания и возбуждение людей росли. Штурман Николсон объявил по радиотрансляционной сети, что если все будет нормально, то мы достигнем полюса вскоре после полуночи.
«Скейт» приближался к Северному полюсу со скоростью более шестнадцати узлов на глубине около восьмидесяти метров. Весь экипаж был на ногах. Мы скользили под тяжелыми, почти сплошными льдами. Разводья встречались очень редко, но это не имело теперь для нас никакого значения. Цель, к достижению которой мы так долго готовились, находилась от нас всего в нескольких милях.
Большинство членов экипажа собралось у инерциальной навигационной установки и наблюдало за ее мерцающими зелеными сигналами. Высокочувствительные приборы установки указывали на то, что «Скейт» приближается к той точке земного шара, из которой все направления являются направлениями на юг. Они внимательно следили за образуемыми зелеными точками цифрами — показателями координат и переводили их значение в мили.
— Осталась одна миля, командир, — сказал Зейн Сандуский, когда я подошел к установке.
— Как мы удерживаемся на курсе? — спросил я.
— Полюс прямо по курсу! Мы разрежем его на две части, командир, — с воодушевлением ответил Сандуский.
Я подошел к микрофону радиотрансляционной сети в центральном посту и объявил, что мы приближаемся к Северному полюсу. Повернувшись к вахтенному офицеру Элу Келлну, я распорядился:
— Скорость пять узлов, Келлн. Нам надо точно засечь момент прохождения через полюс.
В напряженной тишине звонок машинного телеграфа прозвучал необычайно громко. Стоявший у прокладочного стола Николсон доложил:
— Осталась одна минута!
Наши часы были поставлены по гринвичскому гражданскому времени — на четыре часа вперед по сравнению с временем в Нью-Лондоне.
Николсон подавал мне сигналы, по которым я отсчитывал перед микрофоном:
— …Четыре, три, два, один, ноль! В час сорок семь минут по гринвичскому гражданскому времени 12 августа 1958 года «Скейт» достиг самой северной точки нашей планеты. Но это только начало. Нам предстоит еще доказать, что подводная лодка может не только войти под паковый лед и плавать под ним, но и всплывать, когда это необходимо.
Пройдя полюс, мы сейчас же развернулись влево и взяли
Глава 11
Мы нигде еще не наблюдали такого тяжелого и плотного льда, с каким встретились в непосредственной близости к полюсу. Долгое время мы тщетно пытались обнаружить пригодное для всплытия разводье или полынью. Журнал, в который Уолт Уитмен вносил наблюдения за ледовой обстановкой, пополнился следующими записями:
«…по-видимому, проходим район самых тяжелых льдов… Разводий нет совершенно».
«…очень плотный лед с огромными подводными ледяными хребтами…»
«…первое разводье за очень длительный период времени, однако для всплытия оно слишком мало…»
Ледовая обстановка оставалась неизменной в течение всего вторника 12 августа. Мы ползли пятиузловым ходом, стараясь не пропустить ни одного, даже самого небольшого разводья. В восемь тридцать утра Пэт Гарнер подозвал меня к эхоледомеру и сказал:
— На всякий случай взгляните, командир. Не захотите ли попытать счастья в этой полынье?
На бумажной ленте регистрирующего прибора эхоледомера появилась короткая черная линия. Она была настолько коротка, что раньше мы не обратили бы на нее никакого внимания. Но теперь обстановка изменилась.
Я решил разглядеть разводье поближе. Была вызвана штурманская группа, и мы начали ходить различными курсами, чтобы получить на карте очертания разводья и определить его размеры. Оно оказалось очень небольшим.
Наконец мы остановились под серединой участка открытой воды, и я приказал поднять перископ. Я с трудом подавил выражение испуга на своем лице. Вокруг нас со всех сторон свисали нагроможденные друг на друга огромные торосы льда с причудливыми остроконечными пиками по краям. Казалось, что льдины находятся всего в нескольких метрах от «Скейта».
Возможно, что показания приборов были правильны, а мое представление о льде, полученное через перископ, не соответствовало действительности, но я просто не мог решиться протащить «Скейт» на поверхность между этими чудовищными ледяными челюстями.
— Погружайтесь на заданную глубину, — приказал я. — Идем дальше.
На всех лицах было написано разочарование, но я не мог поступить иначе.
Такое разочарование нам пришлось испытать в этот день еще дважды: утомительное маневрирование для определения очертаний и размеров полыньи; тщательный вывод «Скейта» под ее середину; напряженный подъем для осмотра в перископ и… отказ от всплытия.
Я должен был помнить о том, что мы находимся почти в пяти тысячах миль от дома и что наши шансы увидеть его снова зависят от сохранности хрупкого металлического корпуса лодки. Пока «Скейт» оставался на глубине, мы были в относительной безопасности. Если же мы начнем пробираться сквозь тяжелые льды на поверхность, мы, безусловно, подвергнем себя огромному риску. Стоило ли рисковать только для того, чтобы доказать, что всплытие в таких условиях возможно?
Наступил полдень 12 августа. «Скейт» находился в это время уже более чем в тридцати милях от полюса.