Подпесок
Шрифт:
Чувак невероятный.
Трещит.
Смеется и под конец он начинает мне нравиться. Я смеюсь над каждой его шуткой. Что парень шутит, я понимаю по его лицу.
– Медленный автобус, – говорю я, но он, конечно, ни фига не понимает.
Россия.
Можете вы мне сказать, что, господи ты боже мой, я делаю в России?
В автобусе дубак – я говорил, нет?
Зябко.
Я ежусь на сиденье, но потом больше не могу терпеть.
Встаю.
Пытаюсь встать, но будто приклеился к сиденью. Будто по-настоящему примерз.
– Вставай, – говорю я себе, но не могу. Не могу!
Тут я вижу, как сквозь толпу кто-то ковыляет к нам по проходу.
Ой, нет.
Не надо.
Это старушка, и поскольку я в России, я понимаю, что здешние старушки никому не дают спуску. А хуже всего, что она смотрит прямо на меня. На меня.
– Помоги встать, – прошу я соседа, но он не реагирует. Более того – отворачивается поспать, расплющивая свою крыску по стеклу. Та сдавленно шипит.
А старушка идет.
Нет.
Это кошмар.
Она кривится и смотрит мне в глаза, взглядом приказывая освободить место.
«Вставай!» – мысленно ору я. Но не могу, и она…
Подходит.
– Ну-ка! – начинает она, и дальше ее уже не остановить. Она плюется русскими ругательствами мне в лицо и трясет кулаками. Яростно хватает ручонками за одежду и пытается поднять и вышвырнуть с сиденья.
– Простите! – скулю я, но бабка – просто само бешенство, так и наскакивает.
Позже я сижу в проходе на полу, а кусок моих штанов по-прежнему на сиденье, прилип. Тетка лет сорока, понимающая по-английски, говорит мне:
– Не надо было оскорблять эту леди, паренек.
– И не говорите, – соглашаюсь я, пытаясь не касаться голой кожей ледяного пола.
Старушка брезгливо ухмыляется сверху.
5
Это важная глава.
По крайней мере мне так кажется.
Синяки прошли у меня быстренько, и следующий отрезок своей жизни я слонялся без дела. События назревали. Они существовали где-то за пределами размеренного и огороженного существования, которое я вел. Где-то там: не ждали, а просто были. Сложились. Ну, может, самую малость раздумывали, подтянусь ли я к ним.
Может, я и глупости горожу.
Ну в общем.
Происшествия, которые произошли, заключались в том, что в субботу на работе у отца я познакомился
Она была что-то с чем-то, клянусь вам.
В тот раз я все утро копал траншею под домом где-то километрах в пяти от нашего дома, и я сдох. Сдох к обеду.
Я весь устряпался в грязи, а шею от рытья внаклон свело и заклинило. Когда я выбрался из-под дома, поодаль стояла девушка. Она была с матерью и с отцом и такая настоящая, что я чуть не подавился пустотой в горле. С меня ростом, такая она была, с мирным и настоящим лицом. Когда мы знакомились, она улыбнулась мне настоящими губами и настоящим голосом сказала:
– Привет!
Я вытер правую ладонь об штаны и поздоровался со всеми за руку. Мать. Отец. Девушка.
– Мой сын, Кэмерон, – сказал им папаша, пока я выползал на свет, вытрясая грязь из волос. И могло показаться, будто он даже где-то рад, что я ему помогаю.
– Дбрдень, – сказал я, подойдя, и тут отец повел взрослых типа на экскурсию, показать, что мы натворили на их территории. Эти люди затеяли довольно серьезное строительство, от которого чуток урезался двор. Ну а так, дом у них был симпатичный.
И вот девушка.
– Ребекка, – представила ее мать.
Пока старик демонстрировал достижения, я оставался с ней наедине.
Что мне надо было делать?
Заговорить?
Выждать?
Сесть?
В общем, постояли мы с минуту, а потом сели на такие вроде как шезлонги. Я смотрел в сторону, потом смотрел на нее и опять в сторону.
Ну и животное.
Умел найти подход к дамам, а?
Наконец, когда уже вот-вот и было бы поздно и уже возвращались родичи, я сказал ей таким идиотски тихим голосом: «Мне нравится тут работать», – потом тишина, и мы оба немного посмеялись и подумали: «Вот же ерунду сказанул».
Мне нравится тут работать. Мне нравится тут работать. Мне нравится. Тут работать. Мне. Нравится тут работать.
Повторял это про себя и думал, понимает ли она, что я на самом деле имел в виду.
Я думаю, она понимала.
Ребекка.
Хорошее имя; и как бы мне ни нравилось спокойствие у нее на лице, голос мне понравился еще больше. Я запомнил его и пустил звучать внутри меня. Этот вот ее «Привет». Нелепо, я понимаю, но когда опыта общения с женщинами кот наплакал, как у меня, берешь, что можешь.
Это длилось до самого вечера. И даже работа меня почти не тяготила, ведь теперь у меня была Ребекка. У меня был ее голос, его настоящесть, и это обезболивало все остальное. Обезболивало волдыри, вздувавшиеся на ладонях под пальцами, и затупляло лезвие, висевшее над моим хребтом.
«Привет», – сказала она. «Привет», – и она смеялась вместе со мной, когда я сказал глупость. Такое уже бывало, чтобы девчонки смеялись надо мной, но редко приходилось и мне смеяться с такой девчонкой вместе. И чтобы было легко, когда за плечом город, а твое лицо так близко к девчоночьему лицу, что тоже редко. Она дышит, она видит – и она настоящая. И это было самое здоровское. Она была куда реальнее зубной сестры, потому что не сидела за стойкой и не получала жалованье за то, что любезничает с посетителями. И уж конечно реальней женщин из каталога, потому что я никогда бы не разорвал эту девочку на клочки. И немыслимо было, чтобы я посмел обидеть ее, обругать или спрятать под кроватью.