Подпольная империя рода Амато
Шрифт:
— Иннокентий… что же ты натворил?.. — Фрося беззвучно заплакала. Катастрофа в виде огромной тёмной бездны разверзлась перед ней и её семьёй.
Услышав звук полицейских сирен, Михайлов ринулся к окну и выглянул.
— Проклятье! — выругался он. — Они уже здесь. Прощай, милая! Я тебе позвоню, когда найду возможность! Придётся уйти через чёрный ход…
Он, даже не обняв её на прощание, ринулся к двери.
Фрося с криком кинулась вслед за мужем, но он ушёл из квартиры и захлопнул дверь. Женщина медленно сползла по стене на пол
— Дело в том, Андрей Николаевич, что я очень люблю и ценю вашу дочь. И ради неё готов на всё! — с жаром убеждал тестя Сальваторе.
Они сидели в кабинете князя Амато и уже долго вели эту беседу. Перед каждым из мужчин стоял стакан с виски.
— Я ведь знаю, как Анна дорога вам, и как она сама дорожит семьёй. Я хочу быть полезен вам, Андрей Николаевич! Вам ведь нужен новый человек вместо погибшего Михайлова?
— Нужен… — кивнул князь.
Несколько дней прошло, как Иннокентий Михайлов погиб в ходе перестрелки с жандармами. Михайлов пытался бежать из города, но стражи порядка настигли его, началась перестрелка. Хотя на что надеялся бывший майор жандармерии, когда он был один, а жандармов пятеро — загадка.
Князь Амато воспринял новость, на взгляд Сальваторе, слишком близко к сердцу. Андрей Николаевич никак не мог понять, как же удалось жандармерии вычислить, что Михайлов — человек Амато. Целых два года удавалось им благополучно работать вместе: Михайлов был якобы двойным агентом в глазах жандармерии, но на деле сливал им лишь ту информацию, которую предоставлял князь Амато.
Сальваторе прекрасно знал, почему крысу вычислили — Сальваторе сам сделал донос на эту крысу. Анонимно, конечно.
— Вы ведь знаете, господин Амато, дела моего продюсерского центра… — Сальваторе запнулся на секунду, но тут же выправил положение: — точнее сказать, вашего центра, во главе которого вы позволили мне встать… идут в гору. И все эти богатые клиенты… среди них есть и те, кто носит погоны. Я с ними, можно сказать, на короткой ноге. Я бы мог всё подстроить так, чтобы они попытались меня… как бы это сказать… завербовать. Я бы делал для вас то же, что делал Михайлов. Но я не попадусь, я буду осторожен.
— Сальваторе, я ценю твоё стремление быть полезным для семьи, — начал князь. — Но это стоит обдумать хорошенько.
— Я понимаю, Андрей Николаевич, — кивнул его зять.
Они выпили виски, каждый думая о своём.
Сальваторе знал, что князь постепенно склоняется на его сторону. Как удачно сложилось, что сейчас его сына, этого заносчивого ублюдка, нет в Петербурге. Иначе он перекрыл бы дорогу Сальваторе. Князь уж как-то слишком прислушивается к сыну. Сдаёт позиции старик…
Сальваторе знал, что Андрей Николаевич взвешивает «за» и «против». И «за» было весомым. Сальваторе заработал кучу бабок для гребаной семьи своей жены. Он, он их заработал, а не Андрей! Сальваторе занимался всеми делами, касающимися продюсерского центра. Но прибыль
— К тому же, Андрей Николаевич, — нарушил молчание Сальваторе, — не стоит забывать про компромат, который у нас есть на некоторых господ, занимающих высокое положение в империи.
— Я обдумаю всё, Сальваторе, — повторил князь и дал понять, что разговор закончен.
— Дорогой, — Ольга Владимировна подошла к мужу со спины и обняла, — о чём ты так напряжённо думаешь?
— Это сильно заметно, да? — Андрей Николаевич повернулся к жене и заключил в объятия.
Поездка в Италию пошла ей на пользу, но польза эта была скорее эмоционального плана. А физически женщина угасала. Князь Андрей с ужасом думал о том, что станет, когда его супруга уйдёт навсегда. Семейный доктор мог бы поставить точный диагноз, сказав князю, сколько осталось Ольге Владимировне, но Андрей Николаевич не желал знать этого. Сильный, мужественный человек боялся правды о том, что скоро навсегда лишится любимой жены.
— Ты же знаешь, я всегда по твоим глазам вижу, если что-то не так, — ответила Ольга Владимировна.
— Да, это так… ты замечаешь многое, Оленька. Сальваторе предложил свою помощь. Знаешь… незаконную помощь.
Князь всегда посвящал жену в основные дела семья, но та привыкла говорить о них завуалированно. Прямота объяснений пугала Ольгу Владимировну. Как будто за безопасными словами можно было спрятаться, как за ширмой, отгораживающей реальность от мира иллюзии, что всё это делается для блага семьи — всю свою жизнь Ольга Владимировна крепко цеплялась за эту иллюзию.
— И в чём же проблема? — спросила Ольга Владимировна.
— В том, что я сомневаюсь в нём.
— До сих пор? Но ведь он уже доказал нам свою верность, разве нет? Он столько делает для Аннушки, ты бы знал! Ведь не ты с ней разговариваешь, а я. И я знаю, как она счастлива с ним.
— Андрей не доверяет ему, — с сомнением возразил князь.
— Разве наш сын когда-нибудь кому-нибудь доверял? — вздохнула женщина. — Он во всём ищет подвох, в каждом человеке видит негодяя и заговорщика против нашей семьи. Ты меня прости за эти слова, дорогой, но, по-моему, наш Андрюша превратился в параноика. Я тревожусь за него. Слишком многое свалилось на нашего мальчика в его возрасте.
— Перестань, он взрослый мужчина, — поморщился князь, который терпеть не мог, когда жена сюсюкала с детьми.
— Ты просто дай Сальваторе шанс, Андрей, — Ольга Владимировна положила голову на плечо мужа.
Князь поцеловал её в макушку, думая о том, что его сын, возможно, на этот раз ошибся.
Кафе на окраине города. Десять дней назад
Когда Вадим Глинский перечислил официантке блюда и отпустил, смачно шлёпнув её по попе, Сальваторе с сомнением поинтересовался: